Беги, детка, беги [ЛП]

Ты сидишь в темноте, и луна освещает твои длинные волосы. Сейчас пять тридцать утра, а это означает, что максимум через полтора часа проснется Райли.

Я стою в дверях, держа в руках пакет со льдом, и мы пялимся друг на друга. Я не знаю, что приводит тебя сюда снова и снова, Эмилия. Независимо от того, что я с тобой делаю. Ты закусываешь нижнюю губу, когда я выхожу из тени в лунный свет. Твои глаза смотрят на мое лицо, нос, который немного кровоточит, на рассеченную бровь, на грудь, измазанную кровью. Я швыряю пакет со льдом на тумбочку.

— Ты бы видела другого, — сухо говорю я.

Ты сглатываешь и встаешь. Растянутая футболка, в которую ты одета, — не моя. Ты приходишь ко мне в его одежде, Эмилия, и я цепенею. Твои волосы волнами падают на плечи, и ты направляешься ко мне. Медленно, словно боишься меня. На самом деле так и есть, правда? Хорошо, бояться меня — это нормально.

Тем не менее ты поднимаешь руку и просто кладешь ее на мою щеку, как будто я не вулкан, который вот-вот извергнется. Именно так я себя чувствую в девяноста девяти процентов времени. Только когда нахожусь в тебе, я на короткий миг обретаю покой и умиротворенность.

Я остаюсь неподвижным, в то время как ты проводишь пальцами по моей щеке.

Ты тянешь меня на край кровати. Я позволяю тебе руководить. Затем ты ненадолго исчезаешь в ванной и возвращаешься с полотенцем и миской с теплой водой. Солнце постепенно восходит, и я до сих пор не понимаю, зачем ты здесь. Мое окно разбито, Эмилия. Телевизор сломан. Я сломан. Потому что я все ломаю. Веришь мне или нет, но я не хочу полностью уничтожить тебя, Эмилия. Но почему ты не убегаешь?

Когда ты наклоняешься и начинаешь медленно смывать кровь с моей брови, я смотрю на тебя. У тебя маленькая ямочка на подбородке. Мой отец говорит, что это знак неверности, Эмилия. Твои ресницы бесконечно длинные, а глаза такие же бирюзовые, как небо. Такие ясные. Не такие убитые, как мои.

Твои пухлые губы приоткрыты, и падающие солнечные лучи не показывают ни одного изъяна на твоем совершенном лице. Этот ублюдок не заслуживает тебя, но и я не заслуживаю. Никто тебя не заслуживает.

— Что ты здесь делаешь? — грубо спрашиваю я, не отводя от тебя взгляда.

Ты смачиваешь полотенце в воде, выжимаешь его и проводишь по моей щеке. Только когда ты касаешься этого места, я понимаю, что там что-то есть.

— Отвечай мне.

Ты не решаешься посмотреть мне в глаза. Ты очень редко это делаешь, а когда все-таки делаешь, это бесит меня. Потому что я всегда вижу в них то, чего не хочу видеть.

— Я… я не знаю, — бормочешь ты.

— Солнце восходит. Ты должна идти.

— Я сама решу, что мне делать, Мейсон. — Теплая вода стекает по моему подбородку на грудь.

Щебечут первые птицы. Я ненавижу пение птиц по утрам. Они всегда объявляют новый день. Ночь прошла, а ночи — это единственное, что у меня есть с тобой, Эмилия.

— Я спрашиваю еще раз, — медленно и отчетливо говорю я. — И спрашиваю последний раз. Что ты здесь делаешь?

Ты снова сглатываешь. Я вижу, как двигается твой кадык, а дыхание учащается. У тебя такое почтение ко мне, детка, и это было не очень трудно вытянуть на свет, потому что у тебя покорная натура. Я еще не совсем понимаю, откуда это взялось, в конце концов, я никогда не утруждал себя тем, чтобы лучше изучить твою историю, но за эти месяцы я запечатлел каждую черту твоего лица. Каждый вдох и учащенное сердцебиение.

А сейчас? Сейчас ты молчишь. Я уже знаю, в чем дело. Но не собираюсь снимать с тебя это бремя. Ты должна пройти через это сама.

— Я не могла так оставить наш последний разговор, — говоришь ты, и я насмешливо фыркаю.

— Какой разговор, Эмилия? Я помню только, что чуть не выбил из тебя дерьмо.

Вспомнив об этом, ты быстро поворачиваешься обратно к миске и освежаешь полотенце. Как только ты снова хочешь прижать его ко мне, я хватаю тебя за запястье и тяну к себе так близко, что кончики наших носов почти соприкасаются.

— Я должен тебя убить, чтобы ты больше сюда не приходила, Эмилия?

Ты перестаешь дышать и смотришь прямо мне в глаза.

— Мейсон, ты постоянно звонишь мне. Не отпускаешь меня. Шантажируешь.

Я почти улыбаюсь тебе.

— А как же все те ночи, когда ты здесь сидела? Ждала меня? Так же, как и сейчас. Те ночи, когда пыталась мне позвонить или написать, потому что снова не могла уснуть?

Ты делаешь глубокий вдох и пытаешься вырваться, но я только еще крепче тяну тебя за руку, и ты оказываешься рядом со мной на матрасе. Твои глаза становятся больше, а волосы разлетаются повсюду, и ты вжимаешься в подушки. Я перекатываюсь на тебя и опираюсь руками слева и справа от твоего тела. Наклонив голову, я смотрю на тебя. На тебя и эти губы, которые он тоже может целовать; глаза, в которые он тоже может смотреть. И эту грудь, к которой он тоже может прикасаться. Ты смотришь на него по-другому, и я едва могу это вынести.

Я знаю, что то, что происходит между нами — это не любовь, Эмилия. Я не могу никого любить. Но что-то здесь есть. Что-то, что затягивает нас и поглощает, когда мы находимся рядом друг с другом.