Беги, дорогая, беги

– Про вот это, – кивнула она на мой телефон. – Ты опять будешь утверждать, что между вами неземная любовь?

– Уж со стороны Игната точно неземная, – фыркнула я.

– Скорее, одержимая, – растянула губы в улыбке Сонька, но вмиг стала серьезной. – Ты расскажешь, что происходит или все из тебя клещами надо тянуть?

– Расскажу, расскажу, – покаянно вздохнула я, обдумывая, что же такого поведать Соньке. Об усатом менте и чокнутом отце Марины я говорить не собиралась, переживая за здоровье подруги – она ведь может и в полицию полететь, с нее станется.

– В общем, – кусая губы, начала я, – я считаю, что к исчезновению Марины причастен Игнат.

– И? – вздернула бровь Сонька.

– И я хочу… – продолжила я. – Хочу выяснить, что он сделал.

Сонька отреагировала незамедлительно.

– Ты что, чокнутая? Книжек Донцовой перечитала? Или пересмотрела шпионских боевиков? Ты из-за этого с ним…?

– Мы с тобой уже поняли, что ссориться с Игнатом чревато последствиями, – поморщилась я. – Мне так легче. Закрыли тему. Как только я узнаю, что он сделал с Мариной, появится шанс от него избавиться.

– Ага, – кивнула Сонька. – Шантажировать будешь?

Я покачала головой.

– Нет. Отец Марины – большая шишка. Думаю, он не простит посягательства на свою семью.

– Да ты вообще рехнулась, – разозлилась Сонька, замахнувшись на меня кухонным полотенцем. Оно выпало из ее рук и плавно спланировало на пол, подруга чертыхнулась, грустно посмотрев на него, и вынесла вердикт: – Все через одно место у тебя.

– Не нагнетай, а, – попросила я.

– Ладно уж, – Сонька уселась напротив и взглянула на меня. – Делать-то что надо? Помощь моя нужна?

– Нужна, – кивнула я. – Можешь меня прикрыть?

– В смысле? – нахмурилась Сонька.

Я торопливо рассказала о запрете Игната ходить куда-либо без его разрешения. Сонька слабо хрюкнула, с минуту подумала, и объявила:

– Нет, так дело не пойдет. Кем он себя возомнил? Конечно, я тебя прикрою. Скажу, что все время была у меня.

Я выдохнула: на Соньку можно было положиться. Уж если она пообещала прикрыть, то в лепешку  разобьется, но сделает все, чтобы Игнат думал, что я сижу у нее дома и мирно попиваю чаек со сплетнями.

– А куда ты намылилась, кстати? – с подозрением спросила Сонька, пока я обувалась в прихожей.

– Есть у меня одна идея, – туманно ответила я, не желая вдаваться в подробности. Сонька только глаза закатила, демонстрируя свое отношение к моим «идеям», но, слава Богу, промолчала.

До дома Игната я добралась быстро. Покрутилась во дворе, высматривая вездесущих старушек – уж они-то точно должны где-то восседать на лавочке, несмотря на погоду и элитный район, но как назло, все лавки были пусты и запорошены снегом.

Разочарованно вздохнув, я развернулась и направилась к дому Алены Закарпатовой, у которой была утром. Чтобы не терять времени, вызвала такси, и уже через пять минут стояла возле знакомого подъезда. В этот раз мне повезло: на лавке, закутанная в шерстяной платок и немыслимого цвета телогрейку, сидела старушка, а возле ее ног крутилось два ободранных кота.

– Здравствуйте. Ваши? – кивнула я на кошек, пытаясь завязать разговор. Старушка оказалась милой, неожиданной соседке не удивилась, и охотно ответила:

– Нет, дочка. Не мои. Мурка с третьего подъезда родила, а Витька-то котят на улицу и выставил. Летом это было, жара, я уж их подкармливала, как могла, так и выросли. Вон какие стали, красавцы, – она с любовью посмотрела на двух котов, дерущихся за дешевую кильку. Я тоже перевела взгляд на животных: тощие, у одного порвано ухо, второй нервно дергал странно-изломанным хвостом, будто кто-то нарисовал кривую линию вместо ровной.

– Вот, хожу, кормлю помаленьку.

– А что себе не заберете? – спросила я.

Лицо старушки стало печальным, улыбка пропала, от чего резко обострились глубокие морщины. Взглянув на меня неожиданно ясными голубыми глазами, она грустно сказала:

– Да куда мне, дочка? Пенсия маленькая, еле на себя хватает. А уж котов… Им ведь кушать надо будет, лоток купить. Я ведь так, – она кивнула в сторону кильки, – что сама не доела, им вынесла. Голодно ж все-таки, зима вон какая. Скоро морозы ударят, помрут ведь, родненькие мои.

К горлу подступил комок. Я молча смотрела на старуху, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы, и дрожащим голосом протянула:

– А что же родные ваши? Дети, внуки?

– Не осталось у меня родных, дочка. Муж погиб. Дочь замуж вышла, да уехала на Север, – виновато улыбнулась старушка, и перевела взгляд на котов. – Молодая ведь, жизнь ей свою строить надо. А я уж свое отжила.

Я сглотнула.

– И… И что? Вы одна живете?

– Одна, одна, – закивала она. – Но ты не думай, дочка, я со всем справляюсь. Каждый день гулять хожу, магазин тут рядышком, соседка у меня хорошая, Марья Никитична.

– А вас как зовут?

– Дарья Семеновна, – представилась старушка.

– Ева, – взамен ответила я, и заслужила удивленный вздох.

– Ева?! Господи, имя-то какое красивое! Под стать тебе, дочка!

– Спасибо, – я засмущалась, прикусывая губу, и робко спросила: – Скажите, а вы в доме всех знаете?