Беги или гори

– Пробовать тут не будем, – благоразумно рассудил Тейт, покрутил обруч и прикрепил себе на бок, под специальный ремешок. – А то все айры сбегутся со свободными вместе. Дома посмотрим. Если заработает, то продадим в ложу искусников. На выручку купим тебе одежду и другое, что нужно. Иномирная техника редкая, она обычно взрывается от перехода. Бывает, что выдёргивают человека, а у него такая штука на шее или на груди. Рванёт – вот тебе и дыра. А вызывающий – с пустыми руками и злющий, короче, всё кисло. С мертвецом – никаких резонансов. Даже для извращенцев.

Шутку я не оценила.

Да, можно сказать, что мне повезло – и выжила, и попала к нормальному человеку. Но слишком жуткие и мерзкие оказались образы, сопровождавшие речь – и «выдернутые» с чудовищными ранами, явно воспоминание, а не условная фантазия… и те самые «извращенцы».

Похоже, что с кем-то из них у Тейта были свои счёты – с детства. Даже странно, что у него такая здоровая психика после этого. Или я что-то поняла неправильно?..

Ладно, лучше пока не копать глубоко. Есть вопросы и более насущные.

– Слушай, а как у вас одеваются?

Он повернулся ко мне и смерил внимательным взглядом.

– Увидишь. Такое, как на тебе, не носят. Вроде моего, в принципе, многие надевают, но это не одобряется. Это дерзко! Хотя когда ты сильный, то можно хоть в двух верёвочках расхаживать, а если кто сделает замечание… – Тейт улыбнулся, слегка обнажив безупречно белые зубы. И вдруг спросил: – А можно потрогать?

От неожиданности я как-то пропустила образ, хотя купол был концентрированный, на второй ступени, и растерялась.

– Потрогать что?

– Тебя, – ответил он с убийственной прямотой.

Ворох образов на заднем плане был на редкость неоднородный, но любопытство откровенно превалировало. Вот и думай, кто он на самом деле – дикое дитя природы или коварный интриган, у которого какие-то свои планы.

– Зачем?

– Интересно. Вчера было темно, а сейчас разглядеть хочется, – объяснил рыжий, нахально поглядывая из-под свесившихся прядей. Наполовину соврал, между прочим – судя по мысленным образам, интересна ему была моя реакция на вопрос, а не только сама внешность.

Ну что ж, в эту игру и вдвоём играть можно: он наблюдает за мной, а я – за ним.

Чудесный досуг. Самое то во время погони.

– Ну, давай, – вздохнула я.

Тейт придвинулся совсем близко. Его дыхание немного участилось, сердцебиение – тоже, и не заметишь без сверхчувств. С минуту он просто сканировал меня взглядом – вниз-вверх, как робот, а потом осторожно протянул руку и дотронулся до волос. Отделил один локон, намотал на палец, несильно дёрнул, погладил, завёл за ухо.

– Тёмные, очень… Чёрные.

– Это редкость? – сразу напряглась я. Сильно выделяться не хотелось. – Здесь таких не бывает?

– Бывают, но настолько тёмные – нечасто, – зачарованно вздохнул он и качнулся из стороны в сторону всем корпусом, рассматривая с разных углов. Выглядело это диковато. – А тут что? – дотронулся он до металлического колечка в ухе.

– Серёжка. У нас их носят для красоты.

– Там дырка насквозь? – искренне удивился рыжий. – Странно как. И не больно?

– Нет. Прокалывают специальным аппаратом, не чувствуешь ничего…

Его интересовало во мне всё. Отсутствие швов на платье, мелкие шипы на подошвах туфель, широкие золотистые узоры с голографическими «капельками» на запястьях – временных татуировок здесь не знали, и в то, что такая яркая штука через пару месяцев поблекнет и сойдёт, он сразу даже не поверил. Особенно внимательно рыжий изучил кисти рук: рассмотрел каждый палец, а сверкающую инкрустацию на ногте безымянного даже лизнул.

Я тоже наблюдала – и не только за его мысленным фоном. Смотрела и… трогала, да.

Почему нет, в конце концов.

Вблизи и при ярком свете Тейт казался ещё симпатичнее. Его спутанные прямые волосы были неестественного оттенка, даже не как медь, а как апельсин, с густой краснотой у корней и глянцевым блеском. Я прикасалась к ним – и понимала, что от привычки звать его про себя «рыжим» отделаюсь нескоро, может, и вовсе никогда. Кожа ощущалась нежной, шелковистой, несмотря на слой въедливой серой пыли. Кисти и ступни были крупными, вытянутыми, но аккуратными; подушечки пальцев – мозолистыми; удлинённые ногти – твёрдыми, пластиковый усик микрофона такими легко процарапать насквозь.

Но поразило меня не это.

– У нас глаза одинаковые, – сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.

Он дёрнул головой вбок – то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта – и опустил ресницы.

– Угу.

Удивляться было чему. Цвет моих глаз, как и большинство ярких черт – исключительно заслуга мамы, опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, родилась без врождённых пороков, избежала серьёзных проблем с кожей или волосами – как и Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детей мама поддалась моде на всё восточное, решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие чёрные волосы… и синие глаза, очень тёмные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.

Но я-то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественное?