Беглая книга

– Вам не нравится, что я к Вам обращаюсь? – вкрадчиво произнес Рыжик (именно так я его окрестила про себя)

– Вам бы в метро подаяние выпрашивать и говорить "Извините, что я к вам обращаюсь", – неожиданно для себя самой съязвила я. И тут же испугалась.

– Вы сердитесь… Значит вы правы… – юноша выглядел совершенно удрученным

– Молодой человек, если Вы чего-то от меня хотите, говорите сразу, не стесняйтесь!

– Когда человеку говорят "не стесняйтесь" он тут же начинает стесняться так, что пятки потеют, – смиренно изрек Рыжик,

– Ну я пойду…

– он, видимо, колебался: говорить мне нечто или не говорить, но потом все же решился: – Я хотел бы вас видеть почаще… мне так нравится приходить сюда. Но для вас, конечно, было бы лучше, если бы вы уехали отсюда! И как можно скорее.

– Да это я и без вас знаю, – пожала я плечами, – тут все только об этом и говорят…

– Что ж, – вздохнул он, – тогда до встречи.

Потом он совершил какой-то немыслимый жест и как фокусник достал из-под своей куртки букет маргариток. Как он умудрился не помять его, даже не представляю… Да и для маргариток вроде бы уже не сезон. Хотя, что я понимаю в сельском хозяйстве? Я не зала что делать с букетом, и даже не успела поблагодарить незнакомца (почему-то мне хотелось сказать "мерзавца"). Тот быстро сбежал по лесенке вниз на тротуар и бросился к автобусной остановке. Как раз вовремя: возле нее уже сбавлял ход 715-й…

О том, что наши милый хрущобы вот-вот вот снесут, разговоры шли уже не первый год. Многие были бы рады уехать отсюда, из тесных квартирок, населенных жутким количеством людей и полчищами тараканов. Трубы в квартирах вечно прорывало, соседи затапливал друг друга, смачно ругались, вызывали сантехника дядю Петю, мрачного типа с мощной челюстью и сизыми наколками на пальцах. Известно было, что он не так давно вышел из тюрьмы, отсидев там не помню сколько лет за убийство. Кого он именно убил, никто не знал, а спрашивать не решались. Трубы дядя Петя чинил виртуозно, правда, весь процесс сопровождал недовольным ворчанием, из которого следовало, что трубы – дерьмо, весь дом – дерьмо, равно как и весь этот город, а все потому, что власти тоже состоят целиком и полностью из экскрементов. Причем власти перечислялись все поименно – начиная от непосредственного дяди петиного начальства до самого – страшно подумать! – президента. Беря деньги за услугу, дядя Петя всегда брезгливо разглядывал купюры и цедил сквозь зубы: "Ну ладно…" у меня после его ухода было такое чувство, что я обидела честного трудового человека. Хотя я всегда давала дяде Пете как минимум на десять рублей больше, чем положено.

Но я не хотела никуда уезжать. С тараканами я смирилась, хотя не сказать, чтобы подружилась. Дядя Петя хоть и наводил на меня суеверный ужас, но и его присутствие можно было временно потерпеть ради исправления сантехники. Я даже не представляла, как это можно расстаться с квартиркой, где я прожила столько лет, почти всю сознательную жизнь, где тихо умерла моя мама, где я так привыкла встречать рассвет, с трудом пробивавшийся через густую мичуринскую листву. На соседском балконе, на самом краешке росла маленькая березка. Как она умудрялась держаться корнями за те несколько сантиметров пола, которые выступают за пределы балконных стенок, известно только ботаникам. И все же она держится уже который год, и каждое лето умудряется отращивать вполне солидную крону. Сначала я боялась, что соседи увидят, какое безобразие наросло на внешней стороне их балкона, и вырубят это милое эктравагантное деревце. Но эти соседи уже много лет пили горькую, и даже если бы на их балконе вырос целый лес с папоротниками и поганками, они бы не очень забеспокоились. А их подростки-сыновья поганкам очень даже обрадовались бы…

А чего стоили местные старушки! Мечта фольклориста! С начала мая, как только вечера становились теплыми, они усаживались за стол, на котором днем местные мужчины отчаянно "забивали козла", и начинали петь песни своей молодости. "Живет моя отрада в высоком терему" – выводили они чистыми, почти молодыми голосами. Наверное, так они пели, когда здесь еще не было в помине никаких хрущоб, а была какая-нибудь деревенька. Я закрывала глаза и погружалась в песню, которой, по сути дела, нечего было делать в нашем мегаполисе. Песня просилась на волю, куда-то куда, еще не дотянулся город… Я от души привязалась к этим милым старушкам, хотя мало кого из них знала по имени. Особенно умиляло меня то, что бабульки изо всех сил стремились казаться городскими, это у них, слава Богу, так и не получалось. И вот из этого-то сказочного места городские власти предлагали мне уехать! Я уж не говорю о том, что шпорцевые лягушки вообще очень плохо приспособлены к душевным потрясениям, и как на них скажется этот несчастный переезд – неизвестно.

Маргаритки я поставила в банку из-под маринованных грибов: для единственной в доме вазы букет Рыжика был слишком мал. Как обычно, стоило мне только поставить чайник на огонь, как зазвонил телефон.