Беглец

– Не с этим, а этим. Да. Это быстро произойдет, как одно мгновение, ты почти ничего не почувствуешь, кроме того, что ты – обыкновенный человек. И то самое лекарство изобретешь ты. Уж очень смерти будешь бояться с самого рождения. Твой вечный страх останется с тобой. Но на этом страхе и получится гениальный ученый. Идешь?

– Да, да, мне выбирать не приходится, – приготовился Первый. – Где он?

– Город Таркабулак на берегу Аральского моря. Вот его институт.

– Как же ты выходишь? Как выходил Второй?

– А тебе зачем это знать? – Катенок не считала нужным рассказывать о том, что не у всех эгрегоров имеются одинаковые возможности. А некоторым, считала Катенок, о своих возможностях и вовсе знать опасно. – Ты путешествовать собрался?

– Нет, нет! И не собирался. Я не выйду из академика, я выяснял только, – заверил Ее Первый. – Я буду вас ждать.

– Ты нас не вспомнишь и не узнаешь, впрочем, как и я тебя, – усмехнулась она и сжала существо Первого до мельчайшей единицы. Разъединила линию времени, выбрала подходящий момент в долгой жизни академика, и, минуя, пространство, опустила Первого, не забыв при этом частично лишить его памяти. Последнее она сделала затем, чтобы Первый не сильно горевал о своей прошлой жизни и о навсегда потерянном Втором. – И помни, если близкое тебе по духу существо, ты умножишь в нем возможности человека, в противном случае неминуема гибель или сумасшестие. Не покидай тело полностью, потому что ты можешь лишить его духа, и тогда человек умрет. А возвращаться будет некуда. Или нечему.

Катенок вернулась обратно, мгновенно позабыв все и почувствовав неимоверную слабость, нестерпимую жажду и чудовищно затекшие ноги.

Вторник

…Она с трудом разлепила веки, точно они от долгого сна потеряли мышечную активность. Ее ноги, придавленные тяжестью, онемели до бесчувствия. Семеныч сдавил их с силой, и спал, положив голову на них. Она хотела немного приподняться, но не смогла. Зажимая в кулаке простынь, Она подтянулась так, чтобы одной рукой можно было коснуться Семеныча…

Дотянуться Она не смогла. Разжатый кулак дрожал от большого напряжения. Она откинулась обратно, переводя дух. Преодоление нескольких сантиметров выбило Ее из сил. В теле ощущалась сильнейшая слабость. Хотелось пить.

Она огляделась и с трудом поняла, что находится в больнице. Последнее, что она помнила – была комната, где Ее спрашивали о том, как они обнаружили тело владельца яхты. Неясными всплесками из памяти Она извлекла себя в летящем вертолете, загоревшееся тело пилота, шею Семеныча, за которую Она старательно держалась – но это показалось, вероятнее всего, сном.

Месяц за окном стал бледнеть в предрассветном небе, пока Она решилась вновь дотянуться непослушной рукой до стоявшей на тумбочке бутылке воды.

Бутылочка наконец оказалась в Ее руках. Но пальцы никак не могли свернуть пластмассовую крышку. Казалось, что пальцы пробуют сдвинуть с места грузовой автомобиль. Она на время прекращала движения, давая передохнуть пальцам, и вновь пробовала открутить злосчастную крышку.

Семеныч шевельнулся, и Она притихла.

Он медленно приподнял голову. Открыл глаза и смотрел на одеяло прямо перед собой.

– Пить, – попыталась сказать Она.

Семеныч еле-еле оторвал взгляд от одеяла и еще медленнее стал поворачивать голову в Ее сторону. Она смогла улыбнуться. Но мгновенно Ее улыбка сползла с лица, когда Она увидела этот тяжелый обезумевший взгляд.

Она смотрела на него распахнутыми глазами, которые казались слишком темными, почти черными, за счет расширенных зрачков и бледного лица.

Семеныч оторопело уставился на Нее.

Молчаливый взгляд длился бы бесконечно, но Она первая нетерпеливо дернула затекшими ногами, все еще крепко сжатыми мускулистыми руками Семеныча.

Повторила:

– Пить.

Он приподнялся весь и на руках подтянулся к Ее лицу. Медленно сдавил Ее под затылком за шею одной рукой, стянул волосы другой и резко прижал Ее к своей груди. Она пыталась освободиться, но Семеныч не отпускал.

– Больно…

Семеныч не реагировал, продолжая стягивать волосы и сдавливать Ее шею.

– Мне больно, – Ее слова были глухими, потому что все Ее лицо Семеныч вдавливал себе в грудную клетку. – Семеныч, больно.

Он немного отстранил Ее от себя.

Смотрел и не видел. Видел и не верил.

Растерянно разжал руки, и Она тут же невольно упала обратно на подушку.

– Пить.

Семеныч выдохнул и подобрал выпавшую бутылочку, открутил крышку. Поднял подушку за Ее спиной. Поднес горлышко к Ее губам и смотрел, как жадно Она глотает воду, как часть воды струйками течет по подбородку и капает на голубую рубашку, оставляя расплывающиеся темные пятна на груди.

– Все? – спросил он, когда бутылочка опустела.

Она в знак незнания ответа пожала плечами.

– Что случилось? – негромко спросила Она, выразительно обводя взглядом больничные апартаменты.

– Уже ничего, – прошептал Семеныч срывающимся голосом и откашлялся. – Ничего страшного. Как ты себя чувствуешь?

Она опять неопределенно передернула плечами.

– Что-нибудь болит?

Она отрицательно помотала головой в ответ.

– Есть хочу.

– Есть?! Еды, в смысле? Ты хочешь есть? – изумился он.

Она кивнула.