Беглец

– Ты знаешь, – Первого охватила, уже ставшая привычной для него, паника. – Это чудовищно. Они производят нас, мы превосходим их так, что они нами управлять не могут и попадают всецело под наше влияние. Это лестница. Они на ступеньке ниже, чем мы. Мы можем ими управлять. А над нами – кто стоит? И сколько этих ступеней?

– Бесконечность! – Второй злился на Нее. – Много ступеней. Только мне смешение не нравится!

– Какое смешение?

– Кто-то из этих людей стоит одной ногой на своей ступени и на нашей. И эгрегоры… Катенок и Мика – они стоят тоже на двух ступенях: нашей и более верхней. А меня раздражает такой беспорядок. Пусть Мика убирается на свою ступеньку. А Семеныч и Она – стоят на своих.

– Ребенок…

– Да. И он тоже в промежутке болтается. Вот из-за таких экземпляров и рушатся все миры. Куда Хозяин смотрит?!

– Хозяин, – Первого стала колотить дрожь при одном упоминании о Хозяине. Произошло столько событий, и они так влезли в земной мир, что за это неминуемо должно последовать что-то страшное.

– Зато Мика уменьшается. Он еле живой, – Второго ничего не беспокоило. У него была цель, которая не терпела ни опасений, ни сомнений. – Ее добью и все. Не вышло с Семенычем из-за нее. А с ней я не буду церемониться!

– Ты или Ребенок? – устало переспросил Первый.

– Он. И я в нем.

– Ты сделал из Ребенка «зверя».

– Ничего страшного. Я не делал, а оказался сильнее его. Это выживание. Он мог бы не впускать меня в себя. Он оказался слабее, – о том, что слабее оказался годовалый ребенок с неразвитым еще сознанием, Второй уточнять не стал.

– Но я в сомнениях. Можно ли все это делать и так нарушать свободу другого существа?

– По факту. Хозяин что-то нам сделал?

– Нет пока.

– Он все видит и знает. Значит, это можно. Убить эгрегора можно?

– Теоретически, да, – согласился Первый.

– Значит, судя по спокойной реакции Хозяина на то, что я одной ногой, как ты выразился, встал на ступень человеческого мира – ничего страшного. Какая разница, как я убью эгрегора? В своем ли мире, в честном бою или убрав его источники там?

– Не знаю…

– А я знаю. Если Хозяин молчит, значит, это не запрещено. У Мики есть способы защититься? Связать источники, оберегать их, создавать им условия. Есть?

– Есть.

– Он сам виноват тогда, – заключил Второй.

* * *

– Держи мне душ! Я буду голову мыть, – они сидели в джакузи.

– Иди ближе, – Семеныч не желал думать о том, что происходит или может происходить за пределами этого номера, за чертой данного временного отрезка. Что-то осталось в прошлом, часть назревала в будущем, но сердце его отвергло все. Все, кроме Нее. Семеныч понял, что ему абсолютно наплевать, что Она натворила, кому испортила жизнь, с кем была и на кого работала. Он Ее просто любит. Ни тени злости, ни капли раздражения не испытывал сейчас Семеныч. Хотя и знал, что придет утро, и придется что-либо решать. Но до утра было несколько тысяч мгновений, и их так не хотелось ни на что тратить, кроме настоящего момента, в котором по-прежнему еще были он и Она.

– Давай, – Она переместилась и устроилась между его ног.

Семеныч вспенил шампунь на Ее волосах. Она опустила руки и смирно сидела, нежась от удовольствия и наблюдая, как воздушная пена увеличивается под воздействием клокочущей поверхности воды.

– Твои документы остались у тебя сумке. Ребенок передал мне пакет в обед вчера, и я положила туда детские рисунки. Еле нашла типографские услуги, чтобы распороли и перепрошили пакет так, чтобы было незаметно. Этот пакет я и отдала Ребенку. Он оказался настолько глуп, что не удосужился проверить. Подозреваю, как он оплошал, когда их вскрыл, – движения рук Семеныча стали медленнее.

За этот вечер он успел попрощаться с работой, с семьей и с Ней, когда сказал: «уходи». Семеныч даже не думал о том, как будет жить дальше. Потом появилось видение животного, и стало не до внешних событий прошлого, которые разом померкли. Он припомнил встречу: действительно раздался смех, шум, а потом юрист вывел Семеныча из кабинета.