Беглец

- Слыхал? - сказал папка. - Вот уеду отсюда, тогда посмотрите...

- Куда ты денесси? - сказал дед. - Тут тебя никто не видит, живешь, и ладно. В другом месте с тебя работу спросют. А какой из тебя работник? Бала-бала, вот и все...

- Это я?!

- Не будем ссориться, - сказал Виталий Сергеевич. - Давайте-ка еще позволим себе...

Они позволили. Папка закусил и, вертя в руках кусок белого хлеба, сказал:

- Мне вот черного хлеба есть нельзя, желудок не позволяет. А где здесь возьмешь белый!

- Берегитесь черного хлеба! - усмехнулся Виталий Сергеевич. - "От черного хлеба и верной жены мы бледною немочью заражены..."*

_______________

* Из стихотворения Э. Багрицкого.

- Ты предпочитаешь неверных жен? - спросила Юливанна.

- Чужих.

Юливанна засмеялась и погрозила пальцем.

- Попробуй только!

- Я извиняюсь, - сказал дед, - я чего хочу спросить. Вот вы, к примеру, строите дома. Как же вам платят - сдельно или по-особому?

Виталий Сергеевич нахмурился.

- Архитекторы получают зарплату. Как инженеры и прочие. Но я отошел от активного проектирования.

- И напрасно! - сказала Юливанна. - Мне очень нравились твои проекты.

- А что из них получилось? Помесь ласточки со свиньей? - Он посмотрел на непонимающие лица деда и папки. - Извините, вам это, наверно, неинтересно...

- Нет, почему же, - вежливо сказал папка. - Очень интересно.

- Понимаете, о чем я? Архитектор задумывает здание, создает проект. Но ему не дадут сделать так, как он задумал. И получается не здание, а ублюдок, сапоги всмятку, манная каша на шампуре...

- Крепко, видать, вас обидели по служебной линии, - сказал папка.

- Дело не в личной обиде, - отмахнулся Виталий Сергеевич. - Человек должен гордиться тем, что он сделал... Ну, не то, чтобы гордиться, а...

- Как Саваоф, - сказала Юливанна. - Он сделал - "и увидел, что это хорошо".

- Да, что-то вроде этого. А я пока сказать этого не смог. Ни разу.

- Но ты же строил! И хорошо.

- Что значит "хорошо"? У художника должно быть ощущение важности, нужности, первоочередности того, что он делает. А что мы строим? Обязательно - дворцы. Дворцы спорта, дворцы бракосочетаний, дворцы пионеров, дворцы культуры... И на моей совести есть такой дворец. Построил по тогдашней моде советского ампира. Роскошный дворец культуры. Приходят туда люди, слушают лекции о культуре, а сами немытые. В селе бани нет. Вы говорите, жизни хотят "покрасивше"... Надо ее чище сделать.

- Эт правильно, - сказал дед. - И у нас в деревне бани нету, хочешь помыться, езжай в город. Сорок километров - ближний свет. Кто ж туда поедет?

- Ты, как всегда, увлекаешься и преувеличиваешь, - сказала Юливанна.

Виталий Сергеевич посмотрел на нее, как бы очнувшись, возбуждение его угасло.

- Да, ты права, конечно. И весь этот разговор ни к чему...

Дед уже блаженно щурился, папка суетился, поглядывая на опустевшую бутылку, - ему было мало - и, как видно, совсем не слушал. Как только Виталий Сергеевич замолчал, он тут же спросил:

- А как его по имени-отчеству, того академика?

- Не знаю.

Дед и папка еще немножко поговорили о погоде, какая, мол, стоит жара, прямо июльская, и что штормы в мае бывают редко, а если и случится когда, то короткий. Потом они ушли. Виталий Сергеевич задумался, Юливанна, поглядывая на него, убирала со стола, потом спросила:

- Что на тебя вдруг нашло - поход против дворцов, гимн бане?

- Ты же знаешь, что не вдруг. Это всегда со мной.

- Но почему именно теперь? И перед аудиторией, которая явно ничего не поняла?

- Разве всегда говорят для аудитории?.. А почему? Увидел малевание этого Нечаева, вот и... Не так радостно увидеть пародию на самого себя. И злую пародию.

- Не вижу никакой связи.

- Ну как! Он считает, что его малевание делает жизнь людей "красивше". В конечном счете, и мы делаем то же самое. И когда начинаешь подводить итоги...

- Не рано ли?

- От этого никуда не денешься. - Виталий Сергеевич тронул седые волосы. - Всему свое время, говорил Экклезиаст. Время жить и время умирать, время сеять и время убирать жатву, время собирать и время бросать камни... Что мне остается еще, как не бросать камни? В себя...

- Бедненький! Так ты ничего и не сделал... А дом на Хорошевке? А детский санаторий? А...

- Все это - пробы, подходы, попытки. Были замыслы. Мне их поправляли, портили, я уступал, соглашался. И получались ублюдки. Не выдержал, сбежал на кафедру. И что? Создал школу, воспитал смелых новаторов? Чего достиг?

- А я не в счет? Если б ты не появился на кафедре...

- Тебя - да!.. Тебя я достиг. Ах, Юленька, если б это случилось раньше!..

- Могло случиться и раньше. Ты сам виноват.

- Прошу тебя! - сказал Виталий Сергеевич. - Не надо об этом, хотя бы то время, что мы здесь...

- Но почему я должна...

Юливанна только теперь увидела, что Юрка сидит, где сидел, и осеклась. Юрке стало невыносимо неловко. Он давно понял, что ему следует уйти, но боялся привлечь к себе внимание, не знал, как уйти незаметно, и продолжал сидеть, и получилось так, будто он нарочно сидел и слушал, о чем они говорят между собой, думая, что их никто не слышит. Он поднялся, пошел к дому.