Беглец и Беглянка

Недоумённо передёрнув плечами, он идёт в туалетную комнату. Справляет естественные нужды. Умывается. Чистит зубы. Причёсывается перед зеркалом. Возвращается в спальню. Меняет фланелевую пижаму на хлопчатобумажный спортивный костюм. А мохнатые домашние тапочки — на удобные кроссовки. И спускается по деревянной винтовой лестнице на первый этаж.

— Груня, — зовёт Олег.

Тишина.

— Груня! — повышает голос.

Нет ответа.

Столовая, гостиная, кухня, гостевые спальни — никого. Лишь чуткая тишина вокруг, нарушаемая — местами — монотонным жужжаньем беспокойных пчёл, залетевших с улицы.

В прихожей — под овальным зеркалом — отрывной календарь: двадцатое августа, 1998-ой год.

Он выходит на крыльцо и кричит:

— Василич! Эй! Груня! Отзовитесь! Эге-гей! Куда вы все запропали? Найда! Ау! Где ты, противная собака?

Нет ответа. Только требовательный гогот гусей и жалостливое блеяние коз становятся всё громче. И курицы, поддерживая, начинают рассерженно кудахтать.

— Как мама умерла, так они все тут слегка разбаловались, — шепчет Олег. — А ещё и папа — неделю назад — улетел по важным делам в солнечную Испанию. Кот из дома — мыши в пляс. А я на роль строгого хозяина дома не очень-то подхожу…. Груня, наверняка, к старшей дочери в Козыревск укатила. А Василич и в классический русский запой мог запросто уйти. На него иногда накатывает…. Ладно, отложив рыбалку на час-другой, сам поработаю. Чай, не переломлюсь. Жили же мы раньше без прислуги. И ничего…

Их семья, действительно, разбогатела только два с половиной года тому назад — с тех самых пор, как Митин-старший заделался владельцем всех местных лесопилок и лесосек: переехали в комфортабельный коттедж за высоким кирпичным забором, наняли садовника-огородника-скотника-птичника-пчеловода (в одном лице), горничную-кухарку и шофёра-охранника. А раньше-то Михаил и Арина Митины были обычными камчатскими фермерами «мелкой руки», да и сына своего единственного — с самого малолетства — приучили к труду крестьянскому. И козы-курицы-гуси-кролики-пчёлы переселились в новообразованное поместье из той, прежней, скромной и обычной жизни.

Олег сноровисто напоил и накормил животных. Подоил коз. Собрал в берестяное лукошко с полтора десятка крупных, жёлто-коричнево-пятнистых куриных яиц. А заглянув в большой застеклённый парник, недовольно покачал головой:

— Огурцы, понимаешь, переросли. Совсем Василич мышей не ловит. Ладно, самые крупные, пожалуй, с собой прихвачу. А остальные уже завтра сорву, по возвращению. Часть, может, засолю. Другую, наоборот, замариную. В зависимости от настроения…. Кабачки-переростки? Козам и кроликам скормлю, не вопрос…

Тихий вкрадчивый шорох за спиной.

Он, торопливо нащупывая ладонью — в правом боковом кармане спортивной куртки — чёрный брусок бельгийского метательного ножа, оборачивается.

Качающаяся — чуть-чуть — разноцветная листва декоративного кустарника.

— Кто там прячется? Выходи, гнида позорная…. Ну, долго я буду ждать? Порешу на раз.

— Хр-р-р…. Гав!

— Это ты, Найда? Извини. А я, уж, подумал — чёрт-те что…

Из-за разлапистого куста японской гортензии появляется крупная охотничья собака.

Лайка? Может быть, если рассуждать по-глобальному. Только какая-то откровенно нетипичная. Белая, с редкими жёлто-бисквитными пятнами на боках. Компактная, ладная, лохматая и «шерстяная». Голова мощная и слегка клиновидная. Угольно-чёрный аккуратный нос. Углы рта слегка загибаются, образуя некое подобие ехидно-философской улыбки. Глаза тёмно-коричневые, глубоко посаженные, широко расставленные, немного раскосые, миндалевидной формы. Хвост пышный, гордо закинутый на спину. А, вот, уши какие-то маленькие и слегка закруглённые на концах.

В тёмно-жёлтых собачьих зубах зажата тушка юного лесного зайца.

— Хряп, — кривые зубы разжимаются, и добытый заяц послушно плюхается на землю.

— Молодец ты у меня, — хвалит Олег. — Добытчица. Знатная и умелая.

— Гав! — отзывается собака, мол: — «Сама знаю. Но за доброе словечко — спасибо…».

Найда, она чистокровная самоедка[1]. Три с половиной года назад Митин-старший купил за пять американских долларов лобастого и на удивление хилого щенка — у старого чукчи, на северном плато Корякского нагорья. За прошедшее с того момента время из уродливого «цуцика» настоящая красавица выросла: сильная, отважная и грациозная — до полного умопомрачения.

Откуда взялся заяц?

Собака уже давно вырыла под кирпичным забором — за пчелиными ульями — тайный лаз. А отец Олега, узнав про это, велел не препятствовать, мол: — «Самоедам без регулярной охоты — никак нельзя. Могут всерьёз затосковать и впасть во фрустрацию. Шерсть, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, начнёт вылезать-выпадать, зубы и клыки крошиться в пыль…. Оно нам надо? Не надо, зорька ясная…. А так собака регулярно в тайгу наведывается. Свежим воздухом дышит. Охотится. Добычу приносит: зайчишек, белок и тарбаганов…».

Кто такие — тарбаганы? А это сурки местные, камчатские, упитанные. Их топлёный жир здорово при простудных радикулитах и застарелых артритах помогает…