Режиссер вернулся из своего далека и пожал плечами:
— Возможно.
— Пожалуйста, — сказала она. — Пусть они спасут ребенка.
Камерон смотрел на нее, не отрываясь.
— Послушай, — прошептал он, — это всего-навсего кино.
— Пусть ребенок не умирает, — умоляла она. — Пусть он будет жив!
— Я решу- это потом, — сказал Готтшалк.
Боже мой; подумал Камерон, они ведут себя, как будто это все по-настоящему! Некоторое время он пытался принимать участие в разговоре, но видя, что режиссер и актриса оказались в мире, куда входа для него нет, подошел к стойке, превращенной в бар, и осмотрелся вокруг. Позади него тихо мурлыкало радио. Комментатор новостей пытался объяснить прокатившийся слух и контрслух о войне.
— В то же самое время официальные источники, отрицая, что наступление имело место, тщательно пытаются не принимать в расчет возможность…
Сумасшествие, подумал Камерон, весь этот чертов мир сошел с ума… Он увидел Денизу в дальнем конце комнаты и собрался подойти к ней, когда почувствовал на своем плече чью-то руку, и, обернувшись, увидел перед собой проницательные голубые глаза начальника полиции Бруссара, изучающего его из-под кепки, как у продавца мороженого.
— У тебя есть минута, трюкач?
— Конечно, — сказал Камерон.
— Как все сегодня прошло?
— Прекрасно. А у вас есть успехи?
— Нет, мне не повезло, — сказал Бруссар грубым голосом.
— Может быть, здесь не было и нет вашего человека. Может быть, он отправился в Бордо.
Начальник слабо улыбнулся, и, чиркнув спичкой о стойку, поднес огонек к изжеванной сигаре, зажатой между зубами.
— Может быть, — сказал он, — но не думаю. Я думаю, наш человек забился в щель где-то здесь, в городе. Просто он оказался несколько сообразительнее, чем мы предполагали.
— Что ж, как вы сказали, он рано или поздно проявит себя.
— Совершенно верно, — ответил начальник, пережевывая сигару и оглядывая комнату. — Скажи мне, Коулмэн, кто все эти люди?
О чем это он? — размышлял Камерон, стараясь оставаться спокойным и тоже оглядывая комнату.
— Ну, знаете, — сказал он. — Съемочная группа, техники, реквизиторы…
— Ты со многими знаком?
— Разумеется, нет. Видите ли, я только что приехал. Несколько дней назад.
— Так ты здесь новичок, а?
— Да, — ответил Камерон. Что он имеет в виду?
— думал он, ища в отчаянии режиссера. — Я могу помочь, если надо, — сказал он.
Начальник полиции посмотрел на него с одобрением ястреба, желающего убаюкать своего птенца и выпустил плотное облако голубого дыма, окутавшего голову Камерона:
— Я вот размышляю, возможно ли, чтобы кто-то пролез в группу.
Камерон замер. Потом, едва шевеля губами, с трудом проглотил воздух.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— Я имею в виду, что на самом деле это хорошее прикрытие. Видишь, если этот парень знает, что его ищут, он будет продолжать себе спокойно прятаться. Допустим, я сниму всех своих людей с улиц, опечатаю город, посажу кого-нибудь, кто сможет его узнать, в состав киногруппы и заставлю его ходить за всеми по пятам, пока вы снимаете. Может быть, так мы сможем его поймать?
Камерон глотнул из своего стакана и посмотрел на Бруссара:
— А кто именно узнает беглеца?
— Сборщик дорожного налога, кто же еще?
— Спросите лучше Готтшалка.
— Да, но я его не вижу.
— Он только что был здесь, — сказал Камерон.
— Пойти поискать?
— Не спеши, — ответил начальник. — Подожди Я хочу тебя кое о чем спросить. О трюке…
— О каком трюке? — спросил Камерон с замиранием сердца.
— О том, на дамбе, — ответил Бруссар, как будто в горле у него был песок. — Как ты его сделал? Я имею в виду, как ты довел его до конца.
Камерон покачал головой. Комната плыла у него перед глазами. Был ли это обратный эффект после тяжелого испытания, выпивки или просто страха?
Начальник полиции смотрел на него с любопытством:
— Ты въехал на мост и упал в реку. Как же ты смог вылезти из машины?
— А! — сказал Готтшалк, появляясь как бы ниоткуда и становясь рядом с ними за стойку. — Ну, это интересный вопрос. Так случилось, что существует две школы — обе разработаны датчанами, которые, благодаря тому, что их вечно вытаскивали то из одного канала, то из другого, стали ведущими экспертами в этом вопросе.