Беглецы

— Я могу взять немножко, а остальное ты вернешь, хорошо? — зашептала мать. — Ённа, принеси из кухни миску.

— Это некуда возвращать, умма. Это наша кукуруза.

— Но… здесь больше, чем у нас было.

— Она наша, — с нажимом повторил Чин.

— Но… — Умма замолчала и убрала руку от мешка.

Не произнеся больше ни слова, Чин тяжело поднялся, вышел за дверь и, спотыкаясь, пошел по гулкому коридору, пока снова не очутился на лестнице. Спустившись, он уселся на нижней площадке. Холод бетона легко проникал сквозь брюки, и все тело неприятно ныло. Чин похлопал себя по рукам и ногам, чтобы согреться. Это были его университетские брюки из виналона — ткани, знаковой для идеологии чучхе, призывавшей к патриотической самодостаточности. Если Северная Корея не могла разводить овец или выращивать урожаи хлопка и льна, то она могла производить ткань из того, что имела. То есть превращать антрацит в прочное синтетическое волокно — виналон. Как воду из вина, они делали из угля ткань. Чин и его однокашники должны были стать лидерами следующего поколения и гордились тем, что носили эту славную ткань, поскольку она символизировала чучхе.

Перед мысленным взором Чина замелькали картины тех событий, что произошли за последние несколько часов: полицейский рейд, полицейский под велосипедным навесом, удар в лицо, мешок кукурузной муки. Все эти сцены вставали у него перед глазами, как кадры фильма или кусочки мозаики, и медленно перемещались, складываясь в одну ужасающую мысль. Поскольку кукурузная мука была в государственных руках, формально она принадлежала Дорогому Руководителю. Он украл ее у Дорогого Руководителя!

Чин согнулся в три погибели и напрягся всем телом. Потом еще раз. Его стошнило слюной, потому что желудок был пуст. Нужно убираться отсюда, пока его никто не обнаружил.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Суджа пригладила спереди трапециевидную юбку и принялась поправлять воротничок: хрустящий, белый, отутюженный, как плотно сложенные крылья, стянутые металлическими лентами. Суджа умела удивлять и, как говорится, знала, когда нужно выкладывать на стол спрятанные в руке козыри. Девушка повертелась на носочках, заставив тяжелую юбку кружиться, отчего по голым ногам пробежал холодок. Было начало октября, и свежий ветер принес с собой свойственное завершению лета беспокойство: смутное и не дающее покоя чувство, что нужно торопиться.

— Что ты там делаешь? — крикнула из-за двери мать.

Она поправила норковую накидку так, чтобы карамельного цвета хвост прикрывал небольшую, величиной с монету, залысину в меху. На улице было не настолько холодно, но женщина всегда по официальным случаям надевала с пальто накидку. Это был подарок, который ей много лет назад сделала тетя Чувон, ставшая женой заместителя министра общественных работ. Тетя в юности была красавицей, настоящий цветок гибискуса: губки — как спелые вишенки, изящные, обрамлявшие личико локоны. В пятнадцать лет ее отобрали для участия в труппе «Киппымджо» — «отряде удовольствий», где продержали следующие десять лет. Девушка танцевала и всячески развлекала Великого Вождя Ким Ир Сена (и кто знает, что ей приходилось делать для этого). В двадцать пять, когда возраст начал поджимать и время для вступления в брак уходило, ее наконец сосватали за заместителя министра Чо Ки Юку. Он был на восемнадцать лет старше, но зато многое дал ее семье, в том числе доступ к заграничным предметам роскоши.

Мать Суджи надела черные туфли-лодочки и посмотрелась в маленькое квадратное зеркальце, висевшее на стене. Она провела пальцем по нижней губе, подправляя малиновую помаду, и в ожидании дочери повернулась к главной из трех комнат их квартиры.

Как и в большинстве домов, здесь у них почти не было ничего, кроме трех платяных шкафов с прекрасным лакированным покрытием и высокими дверцами, инкрустированными перламутром. На дверцах были изображены сидящие у реки женщины, одетые в традиционные одежды ханбок из струящейся ткани. Возле шкафов стоял круглый складной обеденный стол, также покрытый черным лаком с перламутром. В противоположной стороне комнаты помещались две аккуратные пирамидки из ярких красных и зеленых подушек для сидения на полу.

Суджа с разрумянившимися щеками и блестящими черными волосами, аккуратно свисающими вдоль лица, выпорхнула из ванной. Она схватила с крючка сумочку и надела однобортный, с высоким воротником жакет. Такой фасон пользовался особой популярностью у студенток. У Суджи он появился несколько лет назад и сейчас стал тесноват в плечах и груди. Но новый решили не покупать из-за недопоставок на государственных базах. Именно там умма покупала для нее одежду: школьную форму, жакеты и туфли — только так она могла быть уверена, что на дочери будут отечественные вещи Чосона.