Парнишка на ржавом велосипеде с тележкой, который ехал ей навстречу, вильнул в сторону, объезжая старика, который уснул, положив голову на кучу дров. Велосипедист двигался к продуктовым прилавкам. Там кто-то торговался о цене корешков горных растений и тряс ими в воздухе. Когда Суджа заметила пекаря, ее сердце остановилось. Возле маленькой самодельной печурки, представлявшей собой поставленный на дымящиеся угли жестяной ящик, на корточках сидела женщина. Из-за повязанного на голову шарфа, грубых черт лица и седеющих волос она была похожа на крестьянку или чью-нибудь бабушку, а может, и на информатора — как знать. Ведь, говорят, лучшими шпионами или информаторами были именно пожилые женщины. Тот ли это пекарь, о котором слышал отец? Суджа остановилась перед женщиной, не зная, можно ли получить от нее какую-нибудь информацию о тюрьмах на севере.
Суджа подождала, когда женщина перевернет следующую партию печенья, затем нагнулась и достала одну штучку.
А на противоположной стороне переулка Кёнбок в ужасе наблюдала за подругой. Та Суджа, которую она знала, преданный член Партии и дочь редактора газеты «Нодон», никогда не пошла бы на черный рынок за печенькой. Так какого же черта она здесь делает?
Терзаемая душевными муками Кёнбок скользнула за сложенную на тележку кучу дров и выглянула оттуда: Суджа ела печенье и явно не торопилась уходить. С каждой минутой Суджа подвергала все большей опасности репутацию своей семьи. Кёнбок и сама была не в лучшем положении, следя за Суджей на черном рынке. Ей придется донести на нее.
«Черт бы тебя побрал, Суджа, убирайся отсюда!» — молила про себя Кёнбок. Чем дольше она оставалась здесь, тем больше было шансов, что и ее кто-нибудь узнает и напишет донесение. Кёнбок в последний раз взглянула на подругу, повернулась и кинулась обратно, на главную улицу. По ее щекам катились слезы.
Суджа медленно жевала печенье, сосредоточившись на ощущении сухого, горячего сдобного теста во рту, но все ее тело охватила дрожь. Она не знала, что делать дальше. На самом деле Суджа сама себе удивлялась, что смогла вообще сюда прийти, не говоря уж о том, чтобы найти продавца печенья.
Слова сами слетели с языка Суджи.
— Подруга говорит, ваше печенье лучше, чем то, что продают на севере, — произнесла она.
Пожилая женщина поворошила угли палкой.
— Даже не знаю, что там творится. — Она скривила лицо.
— Понятно, — пробормотала Суджа. — Просто моя подруга говорит, что ваше печенье лучше.
— А если бы мне надо было найти там друга, вы могли бы подсказать, у кого искать помощи? — решилась спросить Суджа, понимая, что даже намекать на это было опасно, но, раз уж она пошла по этому пути, надо было двигаться дальше. Девушка принялась откусывать от оставшегося печенья совсем маленькие кусочки, катая языком тающие во рту крошки.
— Это опасно, особенно сейчас, — отрезала женщина. — И с чего бы это девушке вроде тебя вести разговоры про север?
Суджа замялась, не зная, что ответить. Следующие слова она подбирала с особой осторожностью:
— У моего друга дела плохи, тетушка.
— У всех у нас плохи.
— Да, но моего друга забрали, и я надеюсь узнать, где он. — Суджа заглянула в лицо
Та забормотала себе под нос:
— Все вы, пхеньянские детишки, думаете, что луна должна снизойти к вашему порогу. Вы только свистнете и ждете, что она тут же к вам подскочит.
— Тетушка, я доберусь до самых небес, чтобы только достать луну. Мне очень нужно узнать о судьбе друга. Я сделаю все что угодно!
— Кукурузное печенье, горячее, сладкое! — выкрикнула она. —
— Подруга мне вас очень рекомендовала, — не отставала Суджа.
— Многим нравится мое печенье. Но то, о чем ты просишь… Не знаю, смогу ли тебе помочь.
Суджа почувствовала, как по телу прокатилась волна адреналина, когда она поняла, что женщина все-таки услышала ее. Тогда она, глядя в лицо
— У меня есть деньги.
Женщина скривила губы и сердито глянула на девушку, а Суджа выругала себя за чрезмерную прямолинейность. Может, в конце концов, перед ней вовсе не контрабандистка или, что еще хуже, подсадная утка, нанятая спецслужбами, чтобы заманивать людей?