Лицо кефтийца снова перекосила страшная гримаса.
– Это случилось ночью. Чтобы меня не узнали, накинул плащ из заячьих шкур… взял у одного бедняка… А Вороны приняли меня за другого… Думали, я Чужак. Что это значит – Чужак?
– Это значит, что ты родился не в деревне, – с горечью проговорил Гилас. – Предков у тебя нет, защитить некому, и живешь ты отдельно от всех, за воротами. В жертвоприношениях участвуют только деревенские, поэтому мясо тебе перепадает редко, только когда выкроишь время, чтобы поохотиться. Иногда можно зарезать овцу и наврать, будто ее горным обвалом засыпало. Все вокруг смотрят на тебя свысока. Вот что значит быть Чужаком.
– Так ты Чужак… – задумчиво произнес кефтиец, пристально глядя на мальчика. – Да, на местных ты не похож… и волосы другого цвета… ты из Диких. И много в Ликонии этих… Чужаков?
Гилас покачал головой:
– Знаю только нескольких человек.
– У тебя есть… родные?
Гилас не ответил. Нелеос нашел его и сестру на Горе, лежащих на медвежьей шкуре. Больше при них ничего не оказалось. Нелеос рассказывал, что мать их бросила. Но Гилас ему не поверил: во-первых, Нелеосу, вообще-то, доверять нельзя, а во-вторых, единственное воспоминание о матери, сохранившееся у Гиласа, говорит о другом. Он ни на секунду не сомневается: она любила сына и дочь и никогда бы не покинула своих детей.
– У нас на острове, – пробормотал кефтиец, – таких людей, как ты, зовут Дикие. Они разрисовывают кожу узорами. На тебе узоров нет… Как Вороны отличают Чужаков?
Гилас указал на левое ухо.
– У нас вырезают кусочек мочки – вот отсюда. Нелеос сразу это сделал, как только нас подобрал.
Гилас сглотнул ком в горле. Ему никогда не забыть, как кричала Исси, когда пришел ее черед.
– Вы… поклоняетесь Богине? – с трудом выговорил кефтиец.
– Кому? – удивился Гилас. – Мы поклоняемся Богу Горы и Покровительнице Зверей. Только при чем здесь…
– Это хорошо.
– Расскажи лучше про Воронов, – не выдержав, перебил кефтийца Гилас. – Кто они? Почему охотятся за Чужаками?
– Богиня… У Нее много имен, Ее везде называют по-разному… но все это одна и та же Богиня.
Гилас уже открыл рот, чтобы ответить, но тут с холма донесся крик удода: «Уп-уп-уп». Значит, скоро рассвет.
– Мне пора, – заторопился Гилас.
– Не бросай меня одного, останься!
– Не могу.
– Мне страшно! – жалобно воскликнул кефтиец. – На Кефтиу мертвых хоронят у Моря, а здесь Моря нет… Как же я вернусь домой?
– У тебя на груди рыба.
– Не рыба, а дельфин… Он из слоновой кости, а нужно что-нибудь морское! Прошу тебя…
Стараясь заглушить сострадание, Гилас потянулся за мешком. Но, вздохнув с досадой, опять склонился над гробом.
– Вот, – тихо произнес он, снял с шеи амулет и вложил мешочек в руку кефтийцу. – Мне он не особо помог, а тебе все равно хуже не будет. Внутри осколок горного хрусталя. Подобрал на Горе. Он дает силу. Еще волоски из львиного хвоста – это для храбрости. Как-то в пещере наткнулся на мертвого льва. А еще у меня тут есть раковина. Не знаю, какие у нее полезные свойства, но она уж точно из Моря.
– Да, из Моря!
Кефтиец просиял.
– Ты бывал на Море!
– Нет. Мне ее дал один человек, а сам я ни разу…
– Море подскажет тебе ответы на все вопросы! Люди-с-плавниками найдут тебя…
Вдруг кефтиец схватил Гиласа за руку и резко притянул к себе. Темные глаза засверкали лихорадочным блеском.
– Они знают: ты придешь, – выдохнул кефтиец. – В подводном синем мире ищут тебя… Ищут – и найдут…
Гилас вскрикнул. Высвободил руку, отпрянул.
– Люди-с-плавниками доставят тебя на свой остров… рыбы там летают, а пещеры поют… холмы ходят… деревья из бронзы…
Умирающий бредил. А между тем свет, проникающий в гробницу, приобрел серый оттенок. Гилас перекинул бурдюк через плечо и наклонился за мешком с припасами.
– Доберешься до Моря… – продолжил кефтиец.
– Да не пойду я туда!
– … отдай Ему прядь моих волос.
– Говорю же – мне надо в другое место!
– Возьми, отрежь… скорее…
Чуть не скрипя зубами от досады, Гилас схватил стрелу, отрезал наконечником прядь вьющихся темных волос и сунул локон за пояс.
– Вот! Доволен? И больше ни о чем не проси – пальцем не пошевельну!
Кефтиец улыбнулся. Не криво ухмыльнулся, а расплылся в искренней улыбке. Даже лицо преобразилось.
– Будешь на Море, скажи Людям-с-плавниками, чтобы забрали мой дух… сразу увидишь, как они прыгают через волны… все вместе… такие сильные… такие красивые… они доставят меня прямо к Сияющей… и с Ней я познаю покой… как капля воды, воссоединившаяся с Морем…
– В последний раз повторяю – не собираюсь я на Море!
Тот не ответил. Что-то в его молчании насторожило Гиласа. Он обернулся и заглянул в гроб. Взгляд кефтийца сделался застывшим: больше этим глазам ничего не суждено увидеть. Сам не понимая, зачем это делает, Гилас дотронулся пальцем до худой щеки покойного. Теплая плоть остывала быстро – так же вода в мгновение ока впитывается в сухую землю. Секунду назад в гробу лежал живой человек, а теперь там осталась лишь пустая оболочка.