Беглецы

…Когда в самом конце 1942 года дядька мой, Тимоти Хенкен, тоже генерал, добился через тот же Генштаб свидания со мною на Безымянке под Куйбышевым! /Самарою/, советские коллеги–союзнички убедили его, что со мною ничего не случится и никуда меня из этого лагеря не отправят. А с братом моим Соссен'ом все было непонятно. И то, откуда он узнал адрес Бабушки? Ведь американцам известны были только, адреса старые, переставшие существовать после разгрома семьи нашей в 1929 году! А моему дядьке Тимоти, из–за нашего обоюдного волнения, я Бабушкин адрес оставить позабыл. Как совершенно, напрочь забыл о своем письме с Котельного. Всякий меня поймет, сидевший при Сталине, да в войну, и после двух сроков–довесков…

Еще раз вперед забегу. В конце июля 1993, уже в Израиле, звонят. Приглашают в Библиотеку Иерусалимского университета: там, мол, «письмишко ваше» экспонируется на выставке архивных документов Российской Федерации. Прибежал. На стенде — мое письмо! То самое, с острова Котельного! Как в старых морских повестях, бутылкой брошенное в отчаянии на волю волн Случая, 50 лет пролежало оно, проплавало в бумажных морях–океанах. Пересекло в плаваньи своем сотни судеб и событий. И приткнулось теперь вот в тихой заводи библиотечного холла к Иерусалимскому берегу. Как Ноев Ковчег после вселенского Потопа к подножию Арарата… Будто чувствовало: тут я где–то. И уже пора, пора!…

Что интересно: адресат — кто бы он ни был — а был он ЕАК, в его архиве нашлось письмо — на фронт меня не порекомендовал, расстрелянных евреев не помянул и имена их надежно похоронил в своих бумагах. А вот родню мою американскую по символическому адресу 1913 года «на деревню дедушке», которая за 30 лет многократно меняла места проживания, ЕАК эту родню за тридевять земель, в Новой Англии, разыскал моментально! И это — в США‑то! Где через 32 года примерно по тому же, «дедушкиному» адресу всемогущий Госдеп вкупе с вездесущим Красным Крестом искали тех же родных моих уже с помощью компьютерной системы ФБР пятьдесят месяцев! Где уж тут судоплатовским ребятам угнаться за «общественниками» из ЕАК! Которые, кстати, как только к родичам моим явились, так, сходу, приступили к установлению «неформального тайного канала связи» между ними и, естественно, собою. Но они ничего не знали о моем свидании с Тимоти Хенкен’ом под новый, 1943 год. Потому тотчас выставлены были не по–союзнически решительно. А Соссен улетел в СССР меня искать…

Понятно, всех этих пикантных подробностей осенью 1952 я знать не мог. Но сообразил сразу: «общественники» дело свое сделали, «окончательное решение» подготовили. И грядет финал! Один единственный: облава и экзекуция. Иначе, зачем было сыр–бор затевать с Лозовским /и компанией/, с Крымом до нее, а теперь вот еще и со Сланским в Чехословакии, где все как есть точки над i были проставлены. Никаких сомнений в возможности Сталина у меня не возникало. В конце концов, до предстоявшей с нами акции сумел он за два десятка лет ликвидировать целую обойму народов, депортировав их туда, откуда никто никогда не возвратится. Уничтожив предварительно интеллектуальную их элиту. И сделал это под молчаливое одобрение так называемой мировой прогрессивной общественности и громкое — советской. А тут, с нами, одобрение обеспечено оглушительное: изнутри — всенародное, снаружи — соответствующее. Вот ведь никто и пикнуть не подумал, когда совсем недавно, в 1944, саму Украину! решил он перегнать этапами сюда, в Сибирь. Но то ли транспорта не успели подогнать сразу на всех — Украина же, черт побери!, то ли относительно технологии самой экзекуции не смогли сговориться Берия с Жуковым, распоряжение, между прочим, уже подписавшие и роли распределившие…

…Жуков! Сейчас он где–то на Урале. В сущности, в ссылке в своем Военном округе. Сидит там, рассказывают, в глухой защите, — в театр выезжает в сопровождении полдесятка бронетранспортеров с охраной. Хорошо знает своего патрона, заклятого друга по Ставке, соавтора по Победе.

А что, если Сталин «шанс» ему даст? Ему, Жукову, которого шесть лет назад согнал с должностей своего заместителя и Главкома сухопутных войск, издевательски «обвинив» и в «приписывании себе решающей роли», и в "'личных амбициях», и, в отличие от скромного вождя народов, «в отсутствии скромности»…. Правда! Что если даст Жукову «шанс», как в свое время дал его Мерецкову, Рокоссовскому, другим, предварительно битым в лубянских и лефортовских подвалах?! Нас тогда никакая тайга не спасет!

— Мало вероятно. — Это мой консультант по Сталину, а теперь по Жукову Иссерсон отвечает. — Жуков — не тот человек, чтобы простить Сталину его подлости. Хотя, выросший в атмосфере иезуитского коварства советской военной верхушки, где все храмы — обязательно на крови товарища, маршал будет уверять всех, и даже себя, что Верховному виднее, и вообще, генералиссимус не ошибается… Я Жукова знаю.

— И он не клюнет на предложение или даже на приказ возглавить дело «спасения Родины от космополитов–предателей» чтобы вскочить в седло?!!