Беглецы из ниоткуда

То, что сначала и на какое-то время стало целью – создание Новой планеты, – теперь четко воспринималось как утопия. Автор идеи, физик Карачаров, намеренно или нечаянно допустил ошибку в расчетах. И немалую: на несколько порядков. Много-много жизней должно было пройти, пока планета стала бы действительно хотя бы маленьким, но пригодным для обитания небесным телом. Не только они, старшее поколение, но и дети, и внуки с правнуками ничего похожего не дождутся. Старшие не проверяли выкладок физика: верили ему на слово потому, что нужно было верить – иначе все в ту пору погибли бы. А вот дети решили проверить. Ошибка лежала на поверхности, и особых усилий, чтобы найти ее, прилагать не пришлось. Дети нашли – и перестали верить не только физику, но и всему поколению родителей. И откололись. Если до того взрослые были все же чем-то заняты – растили и воспитывали (как им казалось) детей, то после раскола и это содержание исчезло. С главным, что составляет основу действий любого человеческого сообщества – с борьбой за существование, за повышение его уровня, – на корабле по-прежнему все обстояло благополучно, техника не подводила. Иными словами – бороться было не с чем и не за что. Можно было, конечно, затеять какие-то политические игры с детским Королевством; но ведь то были их собственные дети, в конце концов; и никто не хотел ни принимать их уход всерьез, ни как-то осложнять существование молодежи. Ничего, повзрослеют – возьмутся за ум.

Так что в результате каждому пришлось наполнять свое бытие самому. Придумывать, кто во что горазд.

Странно, кстати, что при этом ностальгия по нормальному, большому человеческому обществу, по Федерации, как-то незаметно сошла на нет. Туда более не тянуло, и жажда возвращения, даже как неосуществимая мечта, больше у людей не возникала. Почему-то если что и вспоминалось из той, прежней жизни, то главным образом заботы, суета, постоянная нехватка времени, напряженные отношения с другими людьми – а такие существовали у каждого, и все такое прочее. Здесь же были покой, безмятежность, обеспеченность и, кстати, подлинное равенство, о котором в большом обществе любили говорить, но которого там на деле так никогда и не существовало. Нет, здесь, если хоть немного подумать, бытие было куда более предпочтительным.

Карский не сразу пришел к чревоугодию. Целыми годами он много читал – благо библиотека на корабле была воистину неисчерпаемой, – старался узнать как можно больше обо всем на свете. Но постепенно это желание стерлось, исчезло, когда он понял, что применить новые знания, как и старые, ему никогда и нигде не придется; знание же ради знания его, как оказалось, не привлекало: у него склад ума был не научным, а практическим, недаром же он успел выбиться в администраторы Федерации, а не стал, скажем, каким-нибудь профессором.

Книги – а вернее, кристаллы с текстами – пришлось отложить; видимо, навсегда.

Но когда он уже почти перестал читать и от нечего делать выхватывал какие-то записи наугад, ему попалась кулинарная книга и, как ни странно, заинтересовала.

До сих пор он питался тем, что было принято в его кругу; наверное, эта еда была полезной, однако воспринималась как необходимое условие существования – не более. Администратор не задумывался о том, что она может быть предметом особого интереса, причиной удовольствия и даже, как ни удивительно, – точкой приложения творческого инстинкта. Точно так же он воспринимал, скажем, одежду или жилье: как необходимые составляющие мира, в котором он обитал, такие же само собою подразумевающиеся, как, скажем, воздух или трава. Ему и не приходило в голову, что кто-то посвящает свою жизнь поиску новых идей в области покроя платья или планировки жилья; и то и другое время от времени изменялось, но Карскому казалось, что это – процесс естественный, такой же, как смена времен года. И только в последнее время он начал понимать, что это не так.

Кухонное творчество оказалось ему больше всего по нраву, наверное, потому, что в этой области можно было экспериментировать каждый день: перестраивать интерьер каждый день или даже неделю не станешь, новый наряд тоже носишь какое-то время, а вот есть приходится ежедневно – и даже не по одному разу.

А значит, и фантазировать можно беспрерывно, да и оценка результатов следует незамедлительно.

Так что последние год с лишним Карский занимался тем, что он называл инженерией вкуса, и находил в этом все большее удовольствие. Правда, чтобы справляться со все более сложными задачами, которые он перед собой ставил, изобретая все новые и новые вкусовые сочетания и комбинации, ему пришлось основательно погрузиться в искусство программирования: того, что ему было нужно, в программах синтезатора не содержалось. Администратор справился с этим и в этом новом для себя деле чувствовал себя теперь весьма уверенно.