Робен знал, что за ним гонятся и что погоня в любом случае ведется по течению Марони, выше ли, ниже ли Сен-Лорана — но все равно по реке. Представлялось одно из двух: или преследователи уже прошли то место, где беглец собирался строить себе плот, или еще не дошли до него. В первом случае беглецу нечего было беспокоиться, а во втором он мог спрятаться в густой водяной траве. Что касается до соседства с пресноводными крокодилами, электрическими угрями и колючими скатами, то об этом он даже и не думал. Это для него были сущие пустяки.
Сперва он долго решал, которое из двух предположений справедливо. Но так как, подойдя к берегу, не увидел и не услышал ничего подозрительного, то немедленно приступил к исполнению своего плана.
С одного взгляда он выбрал две гладкие и белые, как серебро, ветви дерева-пушки и обрубил их в два быстрых приема.
Затем он решительно вошел в воду и очутился по пояс в густой чаще водорослей, росших в изобилии на дне реки. То были арумы, или, по местному названию, «муку-муку», почти невесомые, легко срезающиеся и вместе с тем очень прочные.
Выбрав десятка три прекрасных прямых стволов длиною более двух метров, он бесшумно срезал их, старательно избегая соприкосновения с вытекающей из них едкой жидкостью, натянул их крест-накрест на две приготовленные жерди из дерева-пушки — получилось нечто вроде калитки, какие бывают у крестьянских изгородей.
У беглеца был теперь плот шириной метра по два с каждой стороны, отлично держащийся на воде, и пусть он был не способен выдержать человека, но зато превосходно подходил для той цели, которую, строя его, преследовал беглец.
Построив плот, Робен снял с себя блузу, набил ее листьями, придав ей вид сидящего человека, к рукам манекена приладил палку наподобие весла и оттолкнул плот подальше от берега.
Робен временами останавливался и прислушивался.
Течение подхватило плот и медленно понесло, слегка его вращая, по направлению к голландскому берегу.
— Превосходно! — сказал беглец. — Я уверен, что самое большее через четверть часа мои молодцы, оставив настоящую добычу, погонятся за тенью.
Полагая, что лучший способ скрыться от преследователей — идти по дороге, которой ходят все, и не прятаться без крайней надобности по закоулкам, беглец беззаботно пошел по узкой проторенной тропинке, которой наверняка должны были идти и его преследователи.
Забираться в лесную чащу он не хотел. Лес в обычное время мог дать ему верное убежище, но при существующих обстоятельствах нечего было и думать о том, чтобы проложить себе дорогу через лес.
Со всей возможной осторожностью подвигаясь вперед и прилагая невероятные усилия, дабы избежать малейшего шороха, который мог бы нарушить ночную тишину, Робен временами останавливался и прислушивался: нет ли где какого-нибудь постороннего звука, не относящегося к неумолчному ропоту, производимому океаном зелени девственного леса.
Но нет. Ничего не было слышно, кроме постукивания последних капель дождя о мокрые листья, таинственного ползания гадов в траве, тихого хода насекомых в древесных стволах и чуть слышного шороха крыльев мокрой птицы.
Робен все шел и шел под темными сводами, на которые луна лишь слабо отбрасывала голубоватый свет. Вокруг него летали светлячки, прорезая блестящими полосами темноту.
Вскоре он достиг места, где в Марони впадает река Балете. Он нетерпеливо желал поскорее достичь притока Марони, чтобы между ними и его преследователями пролегла хоть какая-нибудь преграда.
Робен был отличным пловцом, и переплыть реку для него не составляло ни малейшего труда.
Но прежде чем броситься в воду, он остановился, прислушался и зорким взглядом окинул берег.
И отлично сделал.
Глава II
Оттуда сквозь прозрачную тропическую ночь до него отчетливо донесся шепот. Робен остановился как вкопанный.
— Уверяю же тебя, вот плот.
— Ничего не вижу.
— Вот там, напротив… в ста метрах от берега, видишь черное пятно? На плоту человек. Я ясно вижу, его!
— Ты прав.
— Плот, на плоту человек. Да. Он плывет вверх.
— Теперь прилив. Его подхватит водоворот и прибьет к голландскому берегу.
— Ну, это дудки. Не для того мы так себя ломали, чтобы это допустить.
— Может, крикнуть ему, чтобы плыл к берегу?
— Глупо. Будь это обыкновенный варнак[1]
, тогда бы другое дело. Тот бы испугался, что получит пулю, и сейчас же подкатил бы. Но этот — политический.— И к тому же Робен.
— Да, это человек крепкого закала.
— И все-таки мы должны его изловить.
— Жаль, что Бенуа с нами нет.
— Бенуа переправился через бухту и теперь далеко впереди.
— Тогда надо стрелять по плоту.
— Жалко. Ведь я не желаю зла Робену, он хороший человек.
— И мне жаль, а ничего не поделаешь. Придется пробить ему череп, тело его съедят кайманы.
— Стало быть — пли!
Три быстрых молнии прорезали темноту. Глухо прозвучавшие в лесу три выстрела вспугнули попугаев.
— Какие мы дураки! Тратим заряды, когда нет ничего проще, чем зацепить плот.
— Каким же это образом?