Беглецы. Востание на золотых приисках.

Время от времени женщины ударяли правой рукой по левой, раскрашенные мужчины в такт подпрыгивали и кружились, потом останавливались и приседали, издавая гортанные крики. Эти крики тревожили Дика, они казались ему ненужными и отвратительными, и все-таки он ждал их, и его охватывало странное ликование.

Танцоры схватили оружие. Женщины продолжали тянуть жалобный, дрожащий напев, хлопая в ладоши, и их пронзительные выкрики становились все громче. Мужчины кружились, притоптывали, приседали, потрясали оружием, как бы сражаясь с окружавшим их мраком, поражая бесчисленных незримых врагов. Они кружились и кружились, и задорные пронзительные вопли неслись к огромным мерцающим австралийским звездам.

Дику не хотелось, чтобы корроборри кончилась, и все-таки он обрадовался, когда она пришла к концу. Ему было страшно, хотя он не признался бы в этом. Но чернокожие были по-прежнему настроены дружелюбно. Они смеялись, болтали друг с другом и улыбались.

Когда Дик лежал возле сделанной из коры хижины Джима, он чувствовал себя очень одиноким. Ему хотелось домой, хотелось повидать родителей и Шейна. Он даже не знал, остался ли Шейн в живых. Вспомнил он и Ко-зиму — впервые за все время, что жил с Джимом. Она ему нравилась, она была так не похожа на остальных девчонок, которых он знал, — девчонок, созданных, кажется, специально для того, чтобы портить все игры и хихикать по уголкам. Козима была совсем другая.

Дику захотелось вернуться в Балларат.

XIV. Старый Нед

На следующий день племя снялось с места. Туземцы перебирались на юг, но никто не торопился. Еды кругом было еще вдоволь. Дик радовался, что снова останется только с Джимом и его женой. В их обществе он чувствовал себя уверенно, не видел разницы между собой и ими, уже не замечал цвета их кожи и даже немногочисленности слов, которыми мог с ними обменяться, — Дик теперь немного говорил на языке Джима.

Среди толпы чернокожих он утратил это чувство уверенности. Там он был чужаком, пришельцем, и это его пугало.

Но вот однажды явился вестник, и Джим объявил, что пора собираться в дорогу. Племя опередило их всего на несколько миль, и в два-три дня его можно будет без труда нагнать. Жена Джима уложила все имущество в соломенную корзину, Джим взял оружие, собака выловила на себе еще несколько блох и фыркнула на свое излюбленное дерево, Дик подтянул штаны — и сборы к отъезду были закончены.

Дику было неприятно, что женщина, вдобавок к младенцу за спиной, тащит на себе все самые тяжелые вещи, и он предложил нести одеяло. Но Джим с женой посмеялись над ним. Джим заявил, что на этот раз у нее очень легкая поклажа, она может нести в два раза более тяжелый груз, и женщина, в знак согласия, ухмыльнулась.

Они шли довольно медленно, так как Джим по дороге отвлекался охотой на кенгуру. Дик не пошел с ним, — он должен был помочь приготовить ужин. Джим вернулся часа через два; он застрелил только кенгуровую крысу, зато принес волнующее известие: невдалеке, вниз по течению речки, вдоль которой они шли, расположен лагерь белого человека.

Дик вновь загорелся желанием выбраться из зарослей и оказаться среди людей, с которыми он сможет разговаривать так, как никогда ему не удастся разговаривать с Джимом. Он очень сблизился с ним, но их дружба была дружбой людей, живущих в зарослях, а Дик, хотя и понимал, сколь многим он обязан жизни в зарослях, не желал сдаваться. Приблизиться к природе полезно, но не менее полезно вовремя отдалиться от нее.

Дик печально оглядел себя. Одежда его была грязна и изодрана, еле на нем держалась. Сам он загорел почти до черноты и привык ходить босиком.

Он представил себе, каким показался бы матери, если б в таком виде вошел в родительский дом. Это огорчило и потрясло его. Как похож он стал на Джима! И при этом как многому научился! Дик чувствовал, — уже ничто его по-настоящему не испугает, он стал тверже шагать по земле.

— Пойдем к этому человеку, — сказал он.

Какое счастье, что они натолкнулись на этого белого! Ведь Джим явно не желал и близко подходить к городу или даже к ферме. А одинокий белый человек, возможно, старатель, был именно таким товарищем, в котором нуждался Дик для возвращения к цивилизованной жизни.

— Он старик, — сказал Джим. — Дурной глаз.

— Неважно, — ответил Дик, охваченный теперь одним желанием: оказаться в обществе белого. — Пойдем к нему.

Он попытался объяснить Джиму, что заставляет его уйти.

— Отец, мать ждут меня.

Джим кивнул головой и улыбнулся. Дику грустно было прощаться, и он не мог придумать, как бы им условиться о новой встрече. Он постарался втолковать Джиму, что у него нет постоянного дома.

— Встретимся, — уверенно сказал Джим.

Дик пожал руку жене Джима, чем явно смутил ее, поблагодарил за все, что она для него сделала, и ушел вместе с Джимом. Они зашагали по берегу речки. Вскоре Дик увидел дым от костра. Джим решительно заявил, что теперь он уйдет, — он не хочет встречаться с человеком, которого не знает. распрощался с ним и дальше пошел один.