Беглецы. Востание на золотых приисках.

— Да, видно, придется нам плыть на восток. Но моя-то, родина на западе, к северу от Испании.

— А у меня никогда не было родины, — мягко ответил Феликс. — Сперва я рос на одной вилле, потом был кухонным рабом в Риме, потом метельщиком двора в школе гладиаторов, а потом работал при бане. А кто были мои отец и мать, я так и не знаю. Глаз мне выбили деревянным мечом в гладиаторской школе. Теперь ты все обо мне знаешь. Когда я услыхал о Спартаке и его войске, я вылез из кухонного окна, спрятался в фургоне среди пустых винных бочек и убежал на все четыре стороны. Они-то для меня родина — все четыре стороны. А где именно — мне безразлично.

— Я хотел бы, чтобы и мне было все равно, — грустно вымолвил Бренн. — Но мне так хочется снова увидеть родную землю!

Ему представились луга, где он ребенком играл на солнце, река, где он купался, деревья, на которые он лазил, людей, у которых в жилах текла та же кровь, что у него, которые думали и говорили так же, как он, и стремились в жизни к тому же, — вот что было родиной.

— Мне нравится море, — заметил Феликс, которому чувство, волновавшее Бренна, было непонятно. Он глубоко вдохнул морской ветер. — Вот уж где все четыре стороны. Я на море не в первый раз. В прошлом году я уже видел его в Регии. Но здесь оно лучше. Здорово много воды; и кто это окрасил ее в такой чудесный цвет? Здесь приятнее, чем в цветущем саду, и пахнет куда лучше.

Бренн понял, что всякий разговор о Британии будет бесполезным. Другие рабы сочтут его безумцем — предлагать полный опасностей путь в Британию, когда гораздо ближе есть много других стран, где они тоже будут вне досягаемости для Рима. К тому же большинство из них были родом с востока — из Греции, Фригии или Сирии — и предпочтут более теплые края.

Бренн прошел на корму и, склонившись над бортом, стал смотреть на бурлящую и пенящуюся воду — след, который оставлял за собой корабль. С каждым мгновением он удалялся от Британии, даже если и приближался к свободной земле. Ему было и радостно и грустно, а сильнее всего овладело им чувство одиночества. И тут он понял, что пора поговорить с Мароном и сказать ему правду насчет плутовства с монетой. Он знал, что Марон радуется дороге на восток, и он хотел разделить его радость, р amp;з уж все равно не будет так, как мечтал он. Но разделять радость Марона, пока между ними лежит этот обман, он был не способен.

Он спустился с кормы и разыскал Марона. Тот помогал готовить ужин.

— Мне надо с тобой поговорить, — произнес он с каким-то жалким видом.

Марон вытер руки, белые от муки, и вышел к Бренну. Мальчики подошли к борту.

— А что случилось? — Марон заглянул Бренну в глаза. — Ты что-то не в себе.

Бренн не в силах был говорить. Признаться в плутовстве было труднее, чем он предполагал. Но теперь, когда потребность в признании возникла в нем и овладела всем его существом, он уже не мог молчать.

— Марон, — хрипло произнес он, — помнишь, как мы на постоялом дворе метали жребий монетой?

— Да, — спокойно сказал Марон. — Помню.

— Я тебе хочу сказать одну вещь насчет этого, — продолжал Бренн, не смея взглянуть другу в лицо. Он посмотрел за борт на пенящиеся гребни волн. — Я… я ведь сплутовал, — выпалил он и добавил уже спокойнее: — Голова была на обеих сторонах монеты.

— Я это знал, — ответил Марон все тем же ровным голосом. — Я увидел, когда схватил монету. Но раз ты мне сам признался, теперь это все равно.

Бренн поднял глаза от клокочущей пены и, наконец, взглянул на Марона.

— Ты знал и ничего не сказал? — Ему было еще стыднее, чем раньше.

— Сперва я рассердился и хотел выложить тебе все. А потом раздумал. Тогда бы мы с тобой по-настоящему рассорились, а я видел, как тебе хочется в Британию. Вот я и решил остаться с тобой. Ведь если бы я не сделал этого, нашей дружбе пришел бы конец. Вот и все. Конечно, мне было тяжело. Но теперь ты все загладил.

Бренн почувствовал, что глаза у него наполняются слезами. Он крепко пожал руку Марона.

— Ну, так я рад, что мы плывем на восток и рано или поздно попадем во Фракию. Я рад, что плутовство мне не помогло.

— Не надо больше об этом думать, — сказал Марон. — Ты бы сделал так же, как я.

— Не знаю, сделали бы, — ответил Бренн. — Но это не важно. Важно, что теперь мы друг друга поняли. Мы будем вместе, что бы ни случилось, и пусть наш путь кончится там, куда занесет нас судьба.

— Пусть будет так.

Они опять крепко пожали друг другу руки.

Тут порыв ветра донес до них из кухни запах варева, и они засмеялись: от бодрящего морского воздуха им захотелось есть. Хорошо жить на свете, — они свободны здесь, на свежем морском просторе, и скоро будет готова вкусная еда.

Глава XV Морской разбой

Прошло три дня со времени отплытия из Сириса. Поздно вечером Бренн вышел на палубу.