Беглянка

— Ах, я вижу, ты не понимаешь английского названия? Дай-ка подумать, по-французски это будет le poulpe. Alors, vous comprenez?[32]

Маркиз еще несколько минут продолжал говорить по-французски с едва заметным английским акцентом.

«Слава Богу, я свободно владею языком, — подумала Верена, отвечая на безупречные французские фразы маркиза. — Все-таки я не зря провела год в пансионе благородных девиц. Совсем наоборот. Без знаний, полученных там, у меня бы наверняка ничего не вышло. Я бы расцеловала мадемуазель Дюпон, благослови ее Господь!»

Маркиз поднялся, и стюард поспешил к нему на помощь, отодвинув элегантный черный стул с круглой спинкой и бархатным сиденьем.

Отвернувшись от Верены, маркиз подошел к маленькой коробке для сигар и открыл ее. Внутри было около дюжины толстых гаванских сигар. Верена узнала марку — ее отец предпочитал как раз такие. При виде их красно-золотых печатей девушку охватила невыносимая тоска по дому.

Маркиз взял между пальцев одну сигару, затем понюхал ее. Ловким движением он срезал кончик и остановился в ожидании.

Стюард, не колеблясь, появился рядом с зажженной спичкой.

«Как элегантно он курит! — восхищалась Верена, чувствуя, как странно колотится ее сердце. — Какая у него аристократичная манера держать себя, какое воспитание!».

Маркиз продолжал вглядываться в окна, хотя на улице уже совсем стемнело и единственным признаком жизни были фонари на палубе.

— Должен сказать тебе, что мы плывем в Гибралтар, там будет наша первая остановка, — сообщил он девушке. — Ты будешь волен пойти на берег и закупить продукты, которые посчитаешь нужными. Более того, я буду ждать, что ты приобретешь и приготовишь что-нибудь из местных деликатесов.

—Le poulpe?— нервно спросила Верена. Она по-прежнему не представляла, что будет делать с осьминогом, если вдруг найдет его.

— Да, и многое другое: мне быстро все приедается, — добавил маркиз, по-прежнему глядя на море. Затем он вернулся к английскому: — В Гибралтаре мы возьмем на борт одного моего близкого друга, так что ты должен понимать, что на обед и на ужин каждый вечер потребуется еще одна порция. Пока что это все. Спасибо тебе, Жан, и тебе спасибо, Артур. Сегодня вечером мне не понадобится кофе, поэтому можешь идти.

Верене показалось, будто ее ноги вросли в землю. Ей не хотелось покидать этот чудесный салон. Так приятно было видеть книги и драпировки, предметы старины и до блеска отполированную мебель!

Артур многозначительно кашлянул, и Верена поклонилась.

—Merci,милорд, — прошептала она.

Девушка покинула салон, переполненная какими-то совершенно непонятными чувствами.

«Мне кажется, будто я оставила частичку себя в той комнате. Как это возможно? Что все это означает?»

На сердце у нее было странное томление, и по какой-то причине ее слегка тревожила перспектива появления гостя на борту.

Верена не сразу пошла вниз вместе с Артуром. Вместо этого она решила погулять по палубе, глядя на звезды.

Девушка остановилась в раздумье, но ход ее мыслей прервал этюд Шопена для фортепиано, наполнивший ночной воздух нежными нотами.

«Как интересно, я не помню, чтобы в салоне было пианино. Нужно пойти разузнать».

На цыпочках, мягко ступая по палубе, Верена подошла к окнам салона и заглянула внутрь между полосками травления на стекле.

В комнате царил полумрак, горело всего несколько свечей. Маркиз стоял над каким-то предметом обстановки, сверху которого был огромный медный рог. Девушка поняла, что маркиз целиком погрузился в музыку, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

«Да ведь это граммофон, — прошептала Верена, — у нас есть почти такой же в доме на Хертфорд-стрит». Музыка прекратилась.

Верена затаила дыхание: какую следующую композицию выберет маркиз? Так приятно было услышать музыку — последние несколько месяцев ее почти не было слышно в Росслин-холле, и теперь Верена наслаждалась каждой нотой. После смерти матери дом погрузился в молчание, но потом, когда отец вновь вернулся к жизни, он поставил на Хертфорд-стрит граммофон и купил для него пластинки.

Девушка замерла в ожидании у перил корабля, надеясь, что у маркиза есть еще пластинки.

И действительно, начальные ноты довольно грустного мотива полились из салона. Верена сразу же узнала мелодию, чувствуя, как каждая нота проникает в самую душу.

«Ах! Это же мамина любимая композиция!»

Трогательные мотивы сонаты Бетховена «Path'etique»унесли Верену на волнах эмоций, переплетенных с ностальгией.

Девушка вспомнила, как сидела у ног матери, когда она играла эту самую сонату, вспомнила, как мамино тепло грело ей щеку... Запах мешочков с лавандой, которые висели в гардеробе вместе с одеждой матери, всегда успокаивал Верену, и теперь, по мере того, как музыка величественно нарастала, приближаясь к кульминации, она почти услышала этот аромат...

Слезы полились по щекам девушки.

В каждом дне Верены была капля тоски по матери, но теперь, когда рядом не было никого, кто мог бы назваться другом, ее еще больше не хватало.