Беглянка

– Тебе лучше не знать… Так что не волнуйся, – добавил Сэм, с минуту помолчав. – Меня не уволили. И не могли уволить. Это было бы незаконно. Говорю же – дело и так к тому шло.

– Но ты не понимаешь, – сказала Джулиет. – Ты не понимаешь. Не понимаешь, насколько все это глупо, и в каком отвратительном месте вы живете, и как противно, когда люди говорят такие вещи, и как отреагировали бы мои знакомые: расскажи я им – не поверили бы. Подумали бы, что это шутка.

– Допустим. Но, к сожалению, мы с твоей мамой живем не там, где ты. Мы живем здесь. А этот твой парень тоже подумал бы, что это шутка? Все, мне сегодня больше не хочется разговаривать на эту тему, я пошел спать. Посмотрю, как там мама, – и в постель.

– Скорый поезд, – настойчиво, даже резко выговорила Джулиет. – Он по-прежнему прибывает на здешний вокзал. А не проскакивает без остановки. Верно? Ты просто не хотел, чтобы я сошла прямо в городе. Скажешь, нет?

Отец, уже собравшийся уходить, ничего не ответил.

На постель Джулиет падал свет уличного фонаря – самого последнего, на окраине города. Пышный, тенистый клен срубили, на его месте Сэм посадил ревень. Вчера ночью Джулиет задернула занавески, чтобы свет не мешал спать, но сегодня ей был нужен глоток свежего воздуха. Поэтому она переместила подушку в изножье кровати и уложила рядом Пенелопу, спавшую безмятежным, ангельским сном, даже когда свет фонаря бил ей прямо в лицо.

Теперь Джулиет жалела, что не глотнула виски. Она лежала, сжимаясь от бессильного гнева, и сочиняла в уме письмо Эрику. «Не знаю, зачем я здесь, не надо было сюда приезжать, хочу домой».

Домой.

На улице едва рассвело, а Джулиет уже проснулась от завываний пылесоса. Вскоре послышался голос (голос Сэма), шум умолк, и она, наверное, опять провалилась в сон. Окончательно проснувшись несколько часов спустя, Джулиет решила, что ей это приснилось. Иначе бы шум разбудил Пенелопу, а она продолжала спать.

Этим утром на кухне было прохладнее и уже не пахло кипящим вареньем. Айрин завязывала каждую банку клетчатым лоскутком и снабжала этикеткой.

– Мне показалось, вы пылесосили, – сказала Джулиет, с большим усилием изображая жизнерадостность. – Наверное, приснилось. Часов в пять утра.

Айрин немного помедлила с ответом. Надписала этикетку. Очень сосредоточенно, прикусив губу.

– Не я пылесосила, а она, – выговорила наконец Айрин, покончив с делом. – Разбудила вашего отца, пришлось ему вставать, чтоб ее в чувство привести.

Это было не похоже на Сару. Вчера она выходила из комнаты только в уборную.

– Он сам мне рассказывал, – продолжила Айрин. – Она, бывает, проснется среди ночи и порывается куда-то бежать, а он встает и укладывает ее обратно.

– Наверное, у нее внезапные приливы сил, – предположила Джулиет.

– Угу. – Айрин приступила к следующей этикетке. Надписав ее, повернулась к Джулиет. – Она для того будит вашего отца, чтоб он хоть так на нее внимание обратил, вот и все дела. Он хоть и уставши, а вылезает из постели и возится с ней.

Джулиет отвернулась. Словно опасаясь за безопасность Пенелопы, она не опускала ее на пол, а покачивала на бедре, вылавливая из кастрюльки яйцо, разбивая и снимая скорлупу и готовя завтрак – все это одной рукой.

Джулиет не проронила ни слова, пока кормила ребенка, – боялась, что, если заговорит, тон ее голоса испугает девочку и та расплачется. Но Айрин все равно кое-что поняла. Она обратилась к Джулиет более мягко – но с оттенком дерзости:

– Такие вот они становятся. Когда так болеешь, ничего с собой не поделаешь. Только и думаешь что о себе.

Сара лежала, смежив веки, но тут же распахнула глаза.

– Ой, милые мои, – сказала она, словно посмеиваясь над собой. – Моя Джулиет. Моя Пенелопа.

По-видимому, малышка начинала привыкать к бабушке. По крайней мере, этим утром она не заплакала и не отвернулась.

– Вот, – произнесла Сара, протягивая руку к одному из своих журналов. – Усади ее поудобнее и дай поиграть.

Сначала Пенелопа несколько секунд пребывала в нерешительности, но потом ухватилась за журнальную страницу и радостно ее вырвала.

– Вот и славно, – сказала Сара. – Детки обожают рвать журналы. Я помню.

На стуле у кровати стояла глубокая тарелка с манной кашей, к которой Сара едва притронулась.

– Ты даже не позавтракала? – спросила Джулиет. – Хотела что-нибудь другое?

Сара взглянула на кашу, всем видом показывая, что при всем желании никак не может сосредоточиться.

– Не помню. Может, и впрямь хотела что-нибудь другое. – Она захлебнулась нервным смехом. – Кто знает? Я подумала: а вдруг она хочет меня отравить? Шучу, – добавила Сара, переведя дыхание. – Но она страшно свирепая. Айрин. Айрин… с ней надо держать ухо востро. Ты видела, какие у нее волосатые руки?

– Как лапы у кошки, – сказала Джулиет.

– Как у скунса.

– Будем надеяться, в варенье волосы не попадут.

– Не надо… не смеши… меня…. хватит…