– Ой, Мевис. Какая неприятность, – посочувствовала миссис Трэверс. – Недавно проявилась?
– Ну почему же, давно. Просто я из вежливости молчала. Но в какой-то момент мне надоело, что меня полночи выворачивает.
– Жаль, что ты не сказала… Может, принести тебе что-нибудь другое?
– Не переживайте, все нормально. У меня так или иначе аппетита нет из-за этой жары и радостей материнства.
Она закурила.
Потом они стали играть в слова, и она сцепилась с Уотом по поводу предложенного им определения, а когда словарь доказал, что оно допустимо, процедила:
– Ну извините. Наверное, я до вас еще не доросла.
Когда пришло время написать на бумажке слово для следующего раунда и передать ведущему, она улыбнулась и помотала головой:
– Я ничего не придумала.
– Мевис, постарайся, – сказала миссис Трэверс.
А мистер Трэверс добавил:
– Давай, Мевис. Сойдет любое, самое обычное слово.
– Я не придумала никакого обычного слова. Уж извините. Я сегодня дура дурой. Но вы продолжайте без меня.
Так они и поступили; все делали вид, будто ничего не произошло, а Мевис курила и улыбалась своей недвусмысленной, обиженно-милой и несчастной улыбкой. Вскоре она встала, сказав, что ужасно утомилась, что не может надолго оставлять детей на бабушку с дедушкой, что прекрасно и с пользой провела время, но теперь ей пора.
– Придется на Рождество подарить вам Оксфордский словарь, – напоследок сказала она, не обращаясь ни к кому в отдельности, и вышла с горьким смешком.
Трэверсы пользовались американским словарем; к нему же обратился и Уот.
После ухода Мевис все прятали глаза. Миссис Трэверс попросила:
– Гретчен, если у тебя хватит сил, завари нам кофейку, а?
И Гретчен пошла на кухню, бормоча:
– Вот и повеселились. Иисус прослезился.
– Ладно. Жизнь у нее не сахар, – сказала миссис Трэверс. – Двое малышей.
В рабочие дни у Грейс был перерыв – от окончания завтрака до подготовки столов к ужину, и когда об этом узнала миссис Трэверс, она начала приезжать в Бейлис-Фоллс, чтобы на это время увозить ее в дом у озера. Мори в это время был занят (в то лето он подрабатывал в дорожно-строительной бригаде: ремонтировал шоссе номер семь), Уот не мог вырваться из офиса в Оттаве, а Гретчен учила детей плавать или катала их по озеру на лодке. Обычно и сама миссис Трэверс объявляла, что ей нужно пройтись по магазинам, или приготовить ужин, или написать несколько писем, и оставляла Грейс в большой прохладной, затененной гостиной-столовой, где в ее распоряжении были просевший кожаный диван и ломившиеся от книг полки.
– Читай все, что понравится, – говорила миссис Трэверс. – А захочешь – приляг вздремнуть. Работа у тебя тяжелая, ты наверняка устаешь. Если что, я тебя разбужу, чтобы нам не опоздать.
Грейс ни разу не прилегла вздремнуть. Она читала, почти не шевелясь. Голени, не прикрытые шортами, потели и липли к коже дивана. Наверное, от напряженной радости чтения. Зачастую миссис Трэверс даже не появлялась, пока не наступала пора везти Грейс на работу.
Она не заводила никаких обсуждений, дожидаясь, чтобы Грейс вынырнула на поверхность из той книги, в которую погружалась. И только после этого могла упомянуть, что тоже ее читала, и поделиться своим мнением – причем одновременно вдумчиво и с легкостью. Например, про «Анну Каренину» она сказала так:
– Не знаю, сколько раз я ее перечитывала, но поначалу отождествляла себя с Кити, потом с Анной – вот ужас-то, с Анной, а теперь, представь, стала замечать, что сопереживаю Долли. Помнишь, Долли переезжает со всем своим выводком в деревню и должна придумать, как организовать стирку, потому что корыт не хватает… по-моему, это показывает, как с возрастом меняются наши симпатии. Корыта загораживают страсть. Но ты не бери в голову. Ты ведь на меня не оглядываешься, правда?
– Не знаю, на кого я вообще оглядываюсь. – Грейс сама удивилась такому выпаду и забеспокоилась, как бы в нем не усмотрели самодовольства или ребячества. – Но мне интересно вас послушать.
Миссис Трэверс рассмеялась:
– Мне и самой интересно себя послушать.
Примерно в это же время Мори начал заговаривать о свадьбе. До этого еще нужно было дожить, ему предстояло выучиться на инженера и приступить к работе, но он говорил об этом так, будто между ними уже все решено. «Когда мы поженимся», – говорил он, и вместо того, чтобы сомневаться или спорить, Грейс с любопытством слушала.
Когда они поженятся, у них будет домик на озере Литтл-Сэбот. Не слишком близко к его родителям, но и не слишком далеко. Летний домик. Ведь бо́льшую часть года они будут жить там, куда занесет его профессия инженера-строителя. Их ждали Перу, Ирак, Северо-Западные территории – да мало ли какие места. Ее грели мысли о таких переездах – куда сильнее, чем перспектива обзавестись, как он выражался с истовой гордостью, «своим собственным домом». Все это представлялось ей чем-то нереальным, но ведь в свое время идея пойти по дядиным стопам тоже не казалась ей реальной.