Беглянка. Дорога к счастью

— Ты оставил меня без ведущего специалиста. Где гарантия, что ты не уйдешь завтра, если тебе предложат другую должность, зарплату, новую жену?

— Евгений Сергеевич. — Белов наконец решился посмотреть в глаза. Понимал праведный гнев Никитина и хотел как-то смягчить его и донести свою позицию. — Я пришел к вам не потому, что мне больше некуда пойти. Я даже не пытался устроиться в другое место, хотя, возможно, бывший тесть постарался, и кроме вас меня никто не возьмет на работу. Честно, не знаю. — Он замолчал, обдумывая каждое слово. Старался быть максимально честным и с собой, и с профессором. — Я сделал выводы, осознал свои ошибки и хочу их исправить. Понимаю, что сильно накосячил, но дайте мне возможность попытаться искупить свою вину. Я вас не подведу.

Никитин молча выслушал тираду и внутренне восхитился Сашей, хоть виду не подал. Не каждый способен найти в себе силы признать вину, не говоря уже о том, чтобы что-то исправить. Люди по природе своей чаще всего бегут от трудностей, но Белов не такой. В каких-то моментах он был гибким и пластичным, с легкостью уступал или отходил в сторону, но в других, принципиальных для него, — словно скала. Не сдвинуть и не сломить. В нем чувствовались стальной стержень и неиссякаемая внутренняя сила. Саша всегда упрямо шел к своей цели, преодолевая препятствие за препятствием, и за это профессор его уважал. Но такое стремление хорошо в работе, а вот в личной жизни не очень…

— Мне нужно подумать, — изрек наконец Никитин, так и не придя ни к какому заключению. Решил еще раз просчитать все плюсы и минусы и свести риски к минимуму. — У тебя есть время?

— Конечно, я только сегодня вернулся в Москву. Пока буду искать квартиру и ждать вашего решения, а потом как бог даст…

— Хорошо. Оставь свой номер, я тебе позвоню.

— Не изменился, — усмехнулся Саша и, поднявшись на ноги, протянул профессору руку. — Спасибо вам за все.

— Саш… — Никитин ответил рукопожатием, но продолжил сжимать его ладонь. — Больше ты ничего мне не хочешь рассказать?

— Нет.

Белов неопределенно пожал плечами и с легкостью выдержал проникновенный взгляд. Ничего не скрывал, его намерения были чисты и искренни, как и желание вернуться на работу к профессору.

Евгений Сергеевич, наконец, удовлетворенно кивнул, выпустил его руку, и Саша направился к двери.

***

Взбудораженная последними событиями, Татьяна не могла ни о чем думать, кроме них. Еще и ночной сон никак не шел из головы. Так хотелось еще хотя бы раз переместиться в эту иллюзию, вновь ощутить те прекрасные эмоции, что та подарила, но это было невозможно. Отчаяние, словно ласковая кошка, терлось у ног и требовало решительных действий.

Неясные силуэты преследовали весь день, не желали уходить из головы и не давали сосредоточиться. Они словно искали выход, и Таня сдалась. Отложила рабочий планшет в сторону и вышла из комнаты. Поднявшись по лестнице, свернула в левое крыло дома. Еще в детстве ей отдали комнату под мастерскую и позволили творить в ней что угодно. Здесь всегда была ее личная территория, ее пространство, ее отдушина. В детстве она много времени проводила здесь, рисовала, читала, мечтала, а потом повзрослела и перестала заходить.

Остановившись около массивной двери, Таня задержала дыхание на несколько секунд, предвкушая встречу со своим счастливым прошлым, и уверенно вошла внутрь. Солнечный свет пробивался сквозь щели в выцветших от времени занавесках и освещал пространство яркими пятнами. Таня осмотрелась — давно не заходила сюда, но ничего не изменилось — все лежало там, где она когда-то бросила, лишь припорошилось многодневной пылью. Здесь даже никто не убирался, чтобы не нарушать ее творческий беспорядок, и Таня очень это ценила. Знала досконально местоположение любой вещи и могла найти ее даже с закрытыми глазами.

Татьяна невольно улыбнулась и прошла вперед, с благоговейным трепетом ощупывая разные предметы, которые были дороги когда-то. Распахнула занавески и открыла окно, впуская в комнату свежий воздух. Наполнив легкие до отказа, шумно выдохнула и развернулась. На стенах висели разные картины, нарисованные ею, были совсем детские и периода буйной юности. Как давно не брала она в руки кисть? Сможет ли вспомнить, как это делается?

Отбросив сомнения, Таня достала мольберт, холст и краски. Неясное волнение закралось в душу, словно перед прыжком в неизвестность. Она не знала, что хочет нарисовать, это желание шло из глубины души и не спрашивало мнения, требовало просто отдаться процессу и оценить результат.