Но Йоланта напряглась всем телом и вскрикнула звонко, скатываясь в мученический стон. Попыталась отползти дальше, изогнулась неловко, комкая в кулаках смятое покрывало. Альдор осознал не сразу: прижал ее запястья к ложу, продолжая вбиваться в нее — и девушка уронила голову на постель, кусая губу. Жаркое марево вожделения, что окутывало их обоих, вдруг застыло стеклом и начало осыпаться, раня осколками нарастающей неправильности. Альдор успел сделать еще несколько резких толчков, дурея от острого наслаждения, прежде чем почувствовал, как его обволакивает тугая липкая влага, как стынет на разгоряченной коже тонкой коркой. Он опустил взгляд и замер: между бедер Йоланты остались багровые разводы. Яркое пятно расползлось под ними на постели. Альдор хотел вдохнуть, но как будто забыл.
Он вцепился взглядом в бледное лицо Йоланты. Та глотала слезы, помалу выворачивая руки из его хватки.
— Проклятье, Йоланта! — прохрипел он, выскальзывая из нее. — Почему вы не сказали? Что остались невинной после всего этого... Я понял бы.
Но сейчас он только понял, что она не могла сказать. Настолько прямо и откровенно сказать о своих ощущениях. Она, разорви его прислужники Мрака, всего лишь юная девушка! Она привыкла разговаривать с женщинами: служительницами, подружками. Возможно, она объяснила бы все яснее, но позже, не сейчас: под градом его упреков. В мути собственной растерянности.
— Я пыталась сказать, — она ткнулась лицом в перину. — Я не знала, как. Пустите!
И он отпустил. Встал, спешно натягивая штаны обратно. Проклятый Венцель или тот, кто подстроил эту жестокую шутку, подложив Йоланту в постель Мариана. Потому что вряд ли советник сделал это в одиночку.
— Я позову служанку. — Хотелось провалиться на месте.
И что самое страшное: возбуждение никуда не делось. В паху по-прежнему ломило от необходимости взять ее снова. Продолжить. Вонзаться в нее до самого конца, чтобы после утонуть в горячем потоке общего блаженства. Чтобы доказать, что все должно быть по-другому. Хотелось оставить в ней семя и тем протянуть между ними связь. Но это очередная неволя. Для нее. Для него, наверное, тоже. Нужна ли она Йоланте?
Ведь сейчас это оказалось ошибкой — страшной ошибкой, потому что меньше всего Альдор хотел, чтобы все случилось вот так. Почти что против ее воли, которая слабо билась под напором насланной руной похоти. А сейчас та, похоже, полностью освободила тело Йоланты, оставив только боль и страшное разочарование. Да Альдор и сам готов был двинуть себе по лицу. За свою глухоту. За свое слепое упрямство.
— Нет, не нужно! — девушка, скорчившись на постели, быстрым движением натянула подол на колени, избегая смотреть на него. — Я сама. Оставьте меня. Пожалуйста, Альдор. Оставьте.
Конечно, он предложил глупость: вряд ли ей хотелось бы, чтобы кто-то узнал о том, что случилось. Альдор хотел было присесть рядом и как-то ее успокоить, но, наверное, ей и смотреть на него сейчас противно. Он не мог сдвинуть себя с места еще несколько мгновений. Все смотрел в ее напряженную хрупкую спину, на блестящую испариной ложбинку позвоночника, на разметавшиеся вокруг головы крупными локонами волосы и не верил, в то, что сделал. Что настолько позволил безумному огню и страшной ревности завладеть собой и начисто лишить разума.
— Йоланта. — еще раз окликнул он.
Но девушка только взмахнула рукой, прогоняя его. И ничего не оставалось делать, кроме как оставить ее одну. Им обоим стоит все это осмыслить.
Альдор вернулся в свои покои и, дойдя до умывальника, бездумно отмылся от крови. Он никогда не опасался делить ложе с невинными девушками — такие тоже случались у него. Бывало. Но только сейчас чувствовал себя так, будто кого-то убил. Он сам же нарушил договор с Йолантой. Но и понимал теперь, что почти намеренно шел к этому день за днем, все находя поводы переступить эту грань, списывая на гнев, досаду или желание ее проучить. Потому глупо упорствовать хотя бы перед самим собой, что все случившееся для него полнейшая неожиданность. Но все это еще нужно обдумать и решить, как вести себя с Йолантой дальше.
Сейчас же это казалось невозможным. Слишком разрозненные мысли метались в голове. Если он и придумает что-то, то очередную горячечную глупость.
Словно почувствовав неладное, в покои зашел и Маркуш — уже совсем поздно, когда праздник начал стихать и его отдаленные звуки перестали доноситься даже через закрытое окно.
— Как Йоли? — спросил он осторожно.