Он вынул из конца затасканного платка деньги и отдал.
- Ты где был это время и где теперь стоишь?
- Был на неводах и в конторе хлебной был, а теперь опять всю весну при неводе. Там и дичинки вам набил...
- Контрабандой занимался?
- Случалось.
- Нехорошо, Харитон, поганое дело! отвечать будешь! брось! Ну, ступай же, бери свою Оксану. Чай, под ракиткой побеседовать рветесь. Ступайте же, целуйтесь себе, мои пташечки! Только далее... ни-ни... Чуешь ты, Харько?
- И, батюшка, будто мы уже какие антихристы? закон отцов знаем.
- А твой Милороденко где? Давно он меня шутками не смешил.
- Бог его весть, где он. Хотел покаяться, остепениться, а про то не знаю...
- Ну, ступайте же. Да накорми его, Оксана, борщиком,- чай, голоден; там и каши спроси у дьячихи. Навидался я вас, несчастных! Это ты сегодня с моря, а? Должно быть, пешедралом?
- Да, пехтурой; где нам, ваше преподобие, иначе! Еще с утра вышел, ни крохи во рту не было...
И Левенчук пошел с Оксаной.
А в то время, как студент, исполненный самых пылких надежд на аферу с занятыми деньгами, летел по степи и ему навстречу загоралось приморское утро, дымясь, свежея и освещаясь всякими блестками, Панчуковский призвал в спальню своего Самуйлика, уже знакомого нам старого кучера, и сказал ему:
- Во-первых, проснись, скотина, и слушай в оба; во-вторых, без нравоучений, иначе - плети; а в-третьих, изволь с завтрашнего же дня собрать мне все справки о поповой воспитаннице! Слышишь ли? собрать, да самые верные!
Самуйлик хотел что-то сказать, но только махнул рукою и мрачно и молча вышел. Он знал, что барин иногда с ним шутит, а иногда и не шутит, да и больно не шутит.
Уж солнце всходило, когда студент свернул влево и для краткости пути поехал через небольшую безыменную речонку, отделявшую землю купца Шутовкина от проезжей дороги. На речонке был хутор и водяная мельница. Спустившись шагом на плотину, студент увидел толпу мужиков, забивавших пали* у водоспуска. Барыня в лентах и под зонтиком стояла тут же и, куря длинную трубку и порой покашливая, жалостно и суетливо покрикивала на рабочих и распоряжалась.
- Здравствуйте! - сказал студент, узнав в барыне вчерашнюю знакомку, Щелкову, бывшую у Панчуковского.
- А! это вы, мусье! - печально отозвалась вслед уезжавшему знакомцу мадам Щелкова.- Вы вот катаетесь, а мы труженики-бедняки, уже на работе! экскюзе!**
Студент приударил по лошади и скоро вошел на крыльцо еще сонного сельского купеческого дома.
А в гущине ракитника и ясенков, разведенных над ключевым прудом отцом Павладием, короткий конец майской чуткой ночи коротали, забыв весь свет, Левенчук и Оксана.
* Пали - сваи.
** Проститe! (фр.)
V
Наши Кентукки и Массачуссетс
"Что такое, однако, эти беглые в Новороссии?" - спросит заезжий в эти места. "А что такое беглые? - ответят ему туземцы,- известно что: беглые да и все тут! Крепостная Русь, нашедшая свое убежище, свои Кентукки и Массачуссетс. Здесь беглыми земля стала. Не будь их - ничего бы и не было: ни Донщины, ни Черноморья, ни преславной былой Запорожской земли, ни всей этой вековечной гостеприимной царины, к которой стремятся с севера и из других мест за волею и люди, и звери, и птицы! Все тут беглые: Ростов, Мариуполь, Таганрог, все беглые. Эти портовые богачи, купцы и мещане, эти Шелбановы, Пустошневы, Катальманьевы, Безродные,- поройтесь в преданиях их, какова их история? Недавние предки их - крепостные, выходцы из России, либо помещичьи, либо казенные беглые!" Так вам ответят туземцы. А сами присмотритесь на беглых - люди, как люди! Что же их сманивает сюда? Приволье земель и работ, только трудись; на всех труда станет...