Беглые заметки об одной праздной поездке

— Наша жизнь скоротечна, Джон. Всем нам рано или поздно суждено покинуть этот мир. Умереть с чистой совестью — вот самое главное. Да, в сущности, только об этом и стоит заботиться, Джон.

— Верно, Вильям, верно. Что тут говорить? Какой же из этих участков ты посоветуешь мне взять?

— Как посмотреть, Джон. Ты очень держишься за то, чтобы оттуда был хороший вид?

— Не скажу да, Вильям, не скажу и нет. По правде говоря, не знаю. Но важнее всего, думается, чтобы участок был обращен на юг.

— Это легко уладить, Джон Они оба смотрят на юг. Они забирают солнце, а Шорбам достается тень.

— А какая там почва, Вильям?

— Остались эти два клочка земли вот здесь…

На каком бы ты хотел, чтоб тебя похоронили?

— Где Д, там песчаная, а Е — по большей части глина.

— Тогда дай мне Е, Вильям. Песок оседает, надо подправлять могилу, тратить деньги.

— Ладно, Джон, поставь свое имя здесь, под буквой Е. А теперь, если не возражаешь, уплати мне свою долю из этих четырнадцати долларов, Джон, и мы покончим с этим делом.

После некоторых пререканий и ожесточенного торга деньги были выплачены, Джон пожелал своему брату спокойной ночи и ушел. Несколько минут было тихо. Потом донесся приглушенный смех сидевшего в одиночестве Вильяма. Он пробормотал:

— Однако я не промахнулся. Это Д глинистый участок, а не Е. Джон попался, ему все-таки достанется песок.

Снова послышался тихий смех, и Вильям тоже пошел спать.

На другой день в Нью-Йорке была жара. Все же нам удалось провести время довольно приятно. Вскоре после полудня мы со всеми своими пожитками поднялись на борт большого парохода «Бермуда» и начали искать местечко в тени. Стояла знойная летняя погода, пока мы не прошли полпути к выходу из гавани. Тут я плотно застегнул пиджак. Спустя полчаса я надел весеннее пальто и застегнул его. А когда мы миновали плавучий маяк, я надел поверх еще одно широкое пальто и повязал платком воротник, чтобы он тесно прилегал к шее. Так быстро миновало лето и наступила опять зима!

К заходу солнца мы уплыли далеко в море, нигде не было видно земли. Ни телеграмм не могло прийти сюда, ни писем, ни новостей. Блаженная мысль, особенно если вспомнить, что миллионы истерзанных людей, оставшихся на берегу, страдают, как всегда.

Следующий день застал нас на пустынных просторах Атлантики, мы ушли из затянутых дымкой прибрежных вод в глубокую, бездонную синеву. Ни одного корабля не видно на широком океане. Ничего, кроме буревестников, быстро проносящихся в воздухе, кружащихся, скользящих над волнами в солнечных лучах.

Среди пассажиров были люди, много плававшие по морям, и разговор у нас зашел о кораблях и моряках. Кто-то заметил, что выражение «точно, как стрелка к полюсу» неудачно: стрелка редко направлена на полюс. Компас корабля не соблюдает верности какой-либо определенной точке, это самый ненадежный, самый вероломный слуга человека. Его показания все время меняются, они меняются каждый день в году, и каждый день надо вычислять отклонения стрелки, делать поправки, иначе моряк собьется с пути. Еще кто-то сказал, что огромные богатства ждут гения, который изобретет компас, не подверженный влиянию железного корпуса корабля. Есть только одна тварь, сказал он, еще менее надежная, чем компас деревянного корабля, — это компас железного корабля. Потом вспомнили о хорошо известном факте: опытный моряк, взглянув на компас нового железного судна за тысячи миль от того места, где оно появилось на свет, может сказать, в какую сторону был направлен нос корабля, во время его постройки.

Один старый капитан принялся рассказывать, что за люди попадались в командах китобойных судов в дни его молодости.

— Бывали у нас иногда студенты из колледжей, — сказал он. — Странный народ! Невежды? Да куда уж больше, не знали кат-балки главного браса. Но если сочтете их за дураков, то ошибетесь, поверьте. За месяц могли научиться большему, чем кто другой за год. Был у нас один на «Мэри-Энн», пришел на судно в золотых очках. Да и оснащен он был, от бушприта до бизани, самой модной одеждой, такой на баке никогда не видели. А еще полный сундук с собой захватил: плащи, пиджаки тонкого сукна, бархатные жилеты, все эдакое шикарное, понимаете. И что же, соленая вода заставила его от всего этого отказаться? Как бы не так! Ну вот, мы вышли в море, и помощник капитана приказывает ему подняться на марс и помочь распустить фор-брамсели. Он в своих очках лезет на фор-марс, а минутой позже спускается, вид у него надутый.

— Ты зачем вернулся? — говорит помощник.

— Вы, наверно, не заметили, там, наверху, нет лестницы.