Беглый огонь

Одновременно с этим второй отряд разделился на две группы. Одна группа, не меняя позиций, открыла ураганный огонь по вершине, а вторая цепью бросилась к южному скату холма. Это я успел увидеть на экранчике своего ПДА, прежде чем ураганный огонь разбил мой бинокль вдребезги.

Пора было уходить с гребня холма, пока моя удобная ложбинка-окоп не превратилась в удобную могилу.

Я скатился вниз по северному скату метров на пять, волоча за собой рюкзак. Из положения полулежа я выпустил в бегущих к Бечевке «свободовцев» все остававшиеся у меня пули к гауссовке.

Затем, методично снабжая каждую РГД осколочной рубашкой, перебросил все три гранаты через вершину холма, адресуя их той группе камикадзе, которая решилась пойти на открытый штурм моей позиции.

Я надеялся, что эргэдэшки задержат атакующих хотя бы на полминуты. И, похоже, мне это удалось.

Эти полминуты я потратил с толком. Выставив прицел «Грозы» на четыреста метров, я отстрелял короткими очередями оба магазина по «свободовцам» за Бечевкой.

Если гауссовка предоставляла какие-то шансы, то попасть на такой дистанции из «Грозы» было совершенно невозможно. Разве что случайно.

Да, я ни в кого не попал. Но, вновь заставив «свободовцев» залечь, мне удалось выиграть у судьбы те самые несколько мгновений, которые требовались быстрому течению, чтобы вынести лодку с Тополем и Ильзой далеко за возможный сектор огня преследователей.

Лодка полностью скрылась из глаз.

«Прощайте, друзья».

Неожиданно накатила волна горячей сентиментальности.

Я вдруг понял, что друзья мои ушли насовсем. Что я остался один на этом изгрызенном аномалиями холме. Что лишь одна смерть ищет теперь моего общества. И что жизнь – дерьмо, а умирать все равно не хочется…

«Последний бой – он трудный самый», – всплыла в голове неопознанная цитата.

Положение мое было абсолютно безвыходным.

Боеприпасы – почти на нуле.

Помощи ждать – неоткуда.

Бежать? Куда? Как? Бежать быстро означает, что рано или поздно по недосмотру попадешь в мясорубку. А если не в мясорубку, то в жарку. Если же «бежать медленно», то это уже не бег, а ходьба. И тогда очень быстро станешь добычей вражеских пуль. В какую бы сторону ты ни двигался.

Вот если бы под землю провалиться!

Кстати о земле…

Мой рассеянный взгляд упал на гигантскую воронку, над которой теперь, помимо листьев, кружились полтора десятка перехваченных пуль и облачко словно бы сигаретного дыма.

Это облачко напомнило мне радон, который выделяется на Касьяновых топях. Он тоже такими вот призрачными вуалями повисает – их в сумерках видно, фосфоресцируют они между кочек. Вспомнилась мне и Мисс-86, которая, прежде чем исчезнуть, сделала круг почета вокруг эпицентра одной из гравитационных аномалий, а потом вдруг показалась из совсем другой воронки…

Погодите, господа. Это что же получается, воронки на Огородах связаны между собой? Если она в одну нырнула, а из другой вынырнула, значит, связаны?! Или я ничего не понимаю в законах физики! А точнее даже – логики!

И тут меня осенило.

Осенило так, что даже пальцы на ногах занемели. Я даже вспотел, такой у меня был приход.

Я вдруг вспомнил легенду о «звезде Полыни», которую совсем недавно считал чистым бредом. О сталкере, который со «звездою» в руках угодил в воронку, но потом спустя пару дней заявился в «Шти» целым и невредимым, хотя и изрядно потрепанным. И плел какую-то околесицу о том, что выскочил из-под земли на Агропроме, словно пробка из бутылки…

Решение созрело во мне быстрее, чем мой мозг успел прокрутить все аргументы против. Неудивительно, ведь «свободовцы» не оставляли мне времени на дискуссии с внутренним голосом! Бандерлоги были уже достаточно близко, чтобы подвергнуть меня обстрелу через холм из подствольников по-минометному.

Гранаты падали не так точно, чтобы оторвать мне голову. И все-таки их было вполне достаточно, чтобы вероятность быть нашпигованным осколками быстро стремилась к ста процентам.

Я надел на себя рюкзак.

Взял в левую руку «звезду Полынь», крепко прижав ее к груди, как щит. Ох, тяжелая!

В правую руку я взял «хай пауэр» (в нем последнем еще оставался полный магазин).

И с криком «Мама!» бросился в воронку, выдерживая направление на темное пятно, обозначающее ее эпицентр…

Запомнилось мне немногое, но запомнившегося достанет на пять диагнозов из архива старого доброго дурдома.

С каждым шагом к эпицентру воронки всё вокруг меня меняло цвет, приобретало вначале синий, а затем фиолетовый оттенок. Я очень быстро бежал. Мне казалось, бег мой затянулся уже на несколько минут, я выбивался из сил, а черное пятно, к которому я стремился, было по-прежнему столь же далеко, как и в начале.

В меня наверняка стреляли боевики «Свободы», вышедшие на гребень холма. По крайней мере с какого-то момента я обнаружил, что слева и справа от меня движутся металлические прутья длиной сантиметров по тридцать. Полагаю, это были пули.