Навороченный «крайслер» я занял на время у одного авторитетного. Ну не в троллейбусе же ехать на деловую встречу в костюме за полторы тысячи долларов? Кстати, тоже заемных!
Без четверти двенадцать остановил автомобиль у небольшого особняка в центре столицы. Огороженного решеткой. На фронтоне красовалось значимо, но неброско, черным на золоте: «Контекст».
Охранник, оценив респектабельность автомобиля и сидящего в нем индивида, вышел навстречу.
– Здравствуйте, – с вежливой улыбкой приветствовал меня уже в холле вышколенный распорядитель, которого можно было бы назвать и дворецким, если бы не бугры тренированных мускулов, умело скрытые под пиджаком, не холодные глаза убийцы и не профессионально-обшаривающий взгляд. – Слушаю вас внимательно.
– Мне нужно поговорить с Николаем Николаевичем.
– С Кулдаковым?
– Да. А есть другой?
– Другого нет. Вы договаривались о встрече?
– Нет. Это сюрприз. Скажите, друг детства. Некий Дронов Олег Владимирович, сэр, пэр, эсквайр и протчая, протчая, протчая… Ручаюсь, он обрадуется.
Охранник скорчил было гримаску, показывающую его отношение ко всяким друзьям, но престижная иномарка и почти генеральский наряд не позволили ему проявить свои чувства в полной мере. Если его что и смутило, так это мой вовсе не барственный тон. Ну, что-что, а тон легко исправить!
– И поторопитесь, друг мой… – добавил я со льдом в голосе, как бы намекая, что все панибратские мои реплики – просто шалость, прихоть скучающего миллионера. – Я хочу предложить Николке оч-ч-чень серьезное дело. И это – весьма срочно.
– Соблаговолите подождать. – Широким жестом охранник показал мне на тихий уголок: столик, кресла. Добавил, как бы извиняясь: – Порядок такой.
Порядок есть порядок. Но я затем здесь и объявился, чтобы превратить его в полный бардак.
Думаю, мое появление для господина директора Кулдакова явилось полной неожиданностью. И сейчас он решал важную для себя дилемму: мочить меня сразу или предварительно выслушать «покойного»? Ну да, трусость и любопытство победили. В руках охранника пискнула рация, он подошел ко мне и вежливо доложил:
– Вас ждут.
Но притом в регистрационный журнал мои координаты не занес: видно, Николай Николаевич именно так распорядился. Действительно, зачем записывать визит с того света? Мгновенно появился и мальчик сопровождения шкафных габаритов, чтобы проводить меня к патрону; он шел за мной по холлу вразвалку, дышал в затылок в лифте, застыл за спиной у начальственного предбанничка. Компьютер был включен, но секретарша отсутствовала. Ее заменяли два крепких, совсем не богатырского сложения мужичка годов под сорок. Они глянули на меня прицельно-равнодушно, словно примериваясь. «Шкаф» откланялся по схеме «сдал-принял».
Один из охранников бегло-профессионально оглядел меня. Ну, чего-чего, а пушки у меня нет. А у этих – аж по две на лицо. В смысле – на рыло.
Внимательный раскрыл дверь, получил, видимо, кивок от шефа, пропустил меня, процедил сквозь подобие улыбки:
– Пройдите.
Кабинет поражал размерами и роскошью. Как и сам Николя Кулдаков: его матушка, говоря, что ее сын пополнел, сильно приуменьшила: он и в детстве не отличался астеническим сложением, теперь же стал монумент монументом – круглое некогда лицо оплыло вниз, нижняя челюсть обрюзгла, придав ему сходство с бульдогом, рыжие волосья поредели, и остатки их были аккуратно зачесаны назад. Очки в тонкой золотой оправе сидели справно, как у генсека.
А в моей бестолковой голове зудливой мухой, заунывно, словно на испорченной пластинке, вертелась та самая мелодия: «Ускакали деревянные лошадки…»
– Ну вот! – обвел я кабинет руками. – Это похоже на логово хищника. А то прикидывался куцей овечкой!
Николай Николаевич даже не привстал из-за стола:
– Проходи, садись.
– А где же милейшая Натали? Твоя маменька так ее расписала, что оч-ч-чень хотелось бы взглянуть…
– Давай без этих твоих штучек. С Натали я расстался. А мама – скончалась. Три месяца назад.
– Я знаю. Ее счастье. Хуже всего для матери – пережить любимое чадо.
Лицо Ники Кулдакова покрылось бурыми пятнами.
– Ты зачем пришел? Балансы на счета наводить? Кто ты вообще такой? Птица феникс? Тебе не кажется, что ты просто зарвался?
– Ну уж и зарвался?! Все просто: или мы договоримся, и тогда можешь богатеть и процветать дальше, или – прости-прощай, как пишут в романах. Независимо от моей участи, которой ты уже, надо полагать, самоуверенно распорядился!
Бурые пятна исчезли, лицо Кулдакова стало ровного цвета – цвета вареной свеклы. Он приподнялся было в кресле, я остановил его жестом:
– Не дергайся! Стыдно, батенька! И вынь правую руку со шпалером: из-под стола ты все одно стрелять не умеешь, так пусть уж лежит на столе. И ствол можешь на меня направить: вид оружия меня давно не смущает… Что еще? Из мер безопасности? Эти двое крутых в предбанничке? Которые слышат нашу дружескую беседу? Ника, знаешь, в чем твоя ошибка?
– Ну и?..