Беглый огонь

Вспышка ярости накатила сама собой; за свои сорок три года Клюев прошел все же немаленький путь «от сперматозоида до маршала», ну, пусть не до маршала, но чин у него – генеральский! И если уж говорить здраво, в последнее время положение его было таково, что, стоило ему только мигнуть, любой человечек, создававший ему проблемы, исчезал навсегда не только из его жизни, но и из жизни вообще. Позволить сейчас, чтобы какая-то задрюченная шпана…

Глаза сузились в жестком прищуре, уголки губ опустились.

– Вот что, ре-бя-та. Выметайтесь отсюда мигом. У вас есть минута. Или у вас появятся такие трудности…

Работяга Колян отстранился озадаченно:

– Во как запел, слуга народный? Грозисся? Да место твое у параши, ты уразумел, Плюев? – Колян осклабился, изо рта его стекла густая слюна – прямо на отутюженную брючину городского «головы».

Юрий Евгеньевич отпрянул, схватился за ручку дверцы, рванул, и – голова от короткого, резкого удара поплыла куда-то в непроглядную темень…

Малорослый напарник Коляна спокойно спросил:

– Ну что?

– Угомонился, – констатировал тот.

– Поехали?

– Ага.

– А что с этим делать? – Малорослый кивнул на продолжающего «отдыхать» Витька.

– Эдичка, да как обычно, – пожал плечами Колян.

Напарник понятливо кивнул, наклонился к лежа-чему. Движение его маленьких рук было скорым и непринужденным: голова Витька вывернулась куда-то вбок и назад, в шейных позвонках что-то явственно хрустнуло, и водила затих навсегда. Эдичка заботливо отодвинул его от авто, прикрыл труп своей замусоленной штормовкой, сел за руль, хлопнул дверцей, запустил стартер. Ловко развернул машину, вышел, открыл багажник. Вдвоем с Коляном они забросили туда труп незадачливого Витька, вернулись в салон.

– Ну что, с ветерком? – осведомился Эдик.

– Валяй. Эту тачку вертухаи не стопорят.

– Поехали! – Колян вынул из внутреннего кармана потертого пиджачишка дорогой мобильник, набрал несколько цифр, произнес:

– Товар упакован.

…Юрий Евгеньевич очнулся минут через тридцать. Недоуменно огляделся, повернулся неловко, охнул, почувствовав острую боль в селезенке. Рядом с ним сидел тот самый Колян, невозмутимо покуривая дорогую сигарету с золотым ободком. Машина неслась по шоссе, вокруг стеной стоял бор, все посты ГАИ давно миновали… В таком случае…

На душе у Юрия Евгеньевича стало слезливо и мерзко. Но терять лицо было нельзя – эти ребята вовсе не шпана, а это означало, что…

Клюев закаменел лицом, проговорил тихо:

– Похоже, у меня неприятности…

– Ты даже не представляешь себе, какие, – спокойно подтвердил Колян.

И тут Юрию Евгеньевичу стало по-настоящему страшно. В голове не осталось ни единой мысли, только одно слово зудело в мозгу назойливо и монотонно, будто навозная муха в душной комнате: «Влетел».

Глава 4

Вахтанг Шарикошвили облысел к двадцати пяти. К пятидесяти он обзавелся массивным животом, густыми усами и добродушными манерами преуспевающего бизнесмена из грузинских князей, радушного меценатствующего хлебосола и балагура. Таким его и знала покровская интеллигенция и творческая богема: Вахтанг Шалвович любил устроить в загородном особнячке увеселения с участием всяческих местных знаменитостей, которых за глаза называл обидным русским словом «хле-балово», но притом собирал с регулярностью на сходки, на которых сии высокообразованные и жутко высокомерные особи предавались дармовой выпивке, обжорству и всяким непотребствам вроде группового и неразборчивополого совокупления. Вахтангу Шалвовичу доставляло несказанное удовлетворение видеть всякий раз подтверждение собственным умозаключениям: людишки – существа жадные, недалекие и сластолюбивые, а людишки с образованием – еще и непомерно склочные и сволочные; приятно было раз за разом видеть, как бархатистый лоск умных слов и незнакомых ему понятий слетает с этой своры луковой шелухой, как превращаются они в одночасье в тех, кем являются в действительности: похотливых и грязных животных. У «хозяина» эти интеллектуалы заняли бы как раз то место, какое им положено по его понятиям: у параши.

Сам же Вахтанг Шалвович был человеком авторитетным: занимал должность «смотрящего» по Покровску и в среде других крутых и уважаемых людей был известен под погонялом Шарик. То, что было в кликухе что-то собачье, никогда не приходило на ум ни самому Вахтангу Шалвовичу, ни его коллегам: погоняла прилипали ко всем в возрасте молодом, по первым ходкам, и нередко были, как у первоклассников, производными от фамилий: Фадей, Жук, Роман-маленький. Простота или даже уменьшительная ласкательность кликух никого не обманывала, да и, по правде сказать, произносились они теперь реденько, в запале базара. Именовать друг друга господа привыкли по имени-отчеству.