Беглый раб. Сделай мне больно. Сын Империи

И на хуй! С тротуара Алексей полез в гору, которая промеж зданий здесь была вспорота кверху каким-то созиданием. Выбившись из сил, завернул за забор и, найдя выгоревший островок травы, бросился на спину и завёл под шею руки.

Над Германией догорали перистые облака.

Глядя в это небо, он постепенно отпустил свои заботы — деньги, ночлег там, возвращение…

Куда?

Когда весь мир чужбина — и на медную пуговицу-кнопку в нагрудном левом застёгнут путевой документ профессионального беглеца.

С этой стороны забора было хорошо. Защищенно, земля прогретая, и чисто — ни банки пива, ни сраного клочка… Впрочем, откуда бы? Когда там, у оранжевой времянки, для гастарбайтеров стоит перевозной химический сортир. Слезы вдруг переполнили глаза и раскатились по вискам. На этот казус он только ухмыльнулся, ослепше глядя в догорающее небо, но грудь сдавило так, что политэмигрант перевернулся, и его заколотило лбом, лицом о незагаженную землю, с которой — неужели Фёдор Михайлович был прав? — ну никакой химической связи он в себе не чувствовал, тогда как тот детсад, который строили у дома в Заводском районе, все стройки детства с окаменевшим на морозе их говном…

Где ты, Родина-уродина?

Разбудила компания, которая спускалась после пива с вершины зачарованной горы. Две темные фигуры расстегнулись лицом к забору. Две светлые фигуры завернули и присели, подобрав подолы. Дружный звук струй две по земле, две по доскам. Компания при этом перекликивалась, вприсядку девушки смеялись. Потом увидели его, умолкли и позвали своих парней.

— Was ist los, Mench? Irgendwelche Probleme?[76]

Алексей поднялся.

— Алесс ин орднунг, данке…[77]

Машины у подножья были озарены витринами. Он просто не поверил глазам, когда увидел за ветровым стеклом «рено» огонёк сигареты, узкий подбородок, небритость и усы…

Дверца приоткрылась.

Он сел.

Люсьен включил мотор.

Агрессивный белый свет бил по глазам на автобане, и все их обгоняли французов с гуманно-жёлтыми огнями.

Не утруждая себя контролем, Германия их выпустила…

15.

— Септант, нонант.

Алексей засмеялся. Бельгия была как дом родной.

Люсьен достал из-под сиденья бутылку виски. Ирландского.

— На вокзале купил. Вместо билета в Берлин.

— А почему не уехал?

— Потому.

Они сделали по глотку.

Справа под звёздами возник крепостной замок, гора под ним еле просматривалась, и, подсвеченный тускло, этот замок висел в ночи, не заземляясь, — призрачно и грузно.

— Льеж, — сказал Люсьен. — Оружейная их фабрика… Les cons.

Старый каменный город затемнился, как в ожидании бомбёжки. В этой полутьме на площади сидели, казалось, все его обитатели, но, к счастью, вскоре одна пара в возрасте поссорилась и освободила столик. Духота стояла, как перед грозой. Перед закрытием они заказали ещё по пиву, после чего Люсьен разменял бумажку и отправился внутрь ресторана — звонить в Париж. Вернулся он, растирая безволосую грудь под расстёгнутой безрукавкой.

— С Феликсом всё в порядке. — Он выпил полфужера и отёр усы. — Тогда как мать его ещё не наеблась. Дай мне покрепче…

Алексей выдал другу «голуаз», которым Люсьен глубоко затянулся… Знаешь, что я думаю?

— Ну?

— Что она больше не вернётся. Или только тряпки свои забрать.

— Никуда не денется. Вернётся…

— Понимаешь, к примитиву пизду влечёт неудержимо. И что тут можно сделать? Когда отец — поляк. Бил смертным боем…

— А я её люблю, — сказал Алексей про чужую жену.

— Не знаешь ты её.

— Очень…

— Я, думаешь, нет?

Пальцы у друга тряслись.

Бутылка виски осталась в машине. Вернувшись к ней бегом, они врезали ещё, после чего Люсьен рванул. В дорожных знаках протестантской логики уже не было, и они колесили наугад по безвоздушным каменным теснинам. Заливая светом автострады, на городах своих королевство это явно пыталось сэкономить. Мимо неслись какие-то чёрные заводы. Темно было, как…

Из-за поворота с грохотом вдруг вылетела огромная кабина — грузовик со снятым кузовом.

Алексей успел схватиться за поручень над головой и упёрся ногами. Люсьен резко вывернул — они проскочили. Почти впритирку к несокрушимой грани каменной стены.

— Реакция, однако…

Люсьен молчал.

— Бля, жизнь нам спас.

— А зачем?

— Септант, нонант… Погибнуть в Бельгии бессмысленно.

— А жить?

— Где, здесь?

— Нет, — вскричал Люсьен… — Вообще?