Бегом на шпильках

Я улыбнулась, видя, как он извлекает из пиджака элегантную ручку и протягивает мне. За ручкой последовал маленький листочек папиросной бумаги. С овечьей покорностью я нацарапала свой номер. Простите, но в этом парне было столько дерзости и нахальства! А мне в мужчинах такая черта ужасно импонирует, — по крайней мере, в первые пять минут знакомства.

— Однако звонить мне не стоит, — поставила я точку, дабы хоть как-то успокоить голос совести. Перематываю сообщение еще раз. Сердце трепыхается, словно сверчок в спичечном коробке. Мой пояс верности готов расстегнуться сам собой, хотя в голове предостерегающе пульсирует: «Берегись! Опасно для здоровья!» И все равно — я не позвоню: это будет нечестно по отношению к Солу. Ведь Сол такой доверчивый. Будь он ревнивым и подозрительным, я чувствовала бы себя вправе так поступить. Но — нет. Я не могу звонить Крису. То есть я и вправду не могу — у меня же нет его номера. Нажимаю кнопки 1471 — и номер у меня уже есть.

Тупо гляжу на бледно-голубые стены прихожей, пока те не начинают сливаться в одно сплошное пятно. Начинаю рассуждать. Итак, я не могу ему звонить. И не позвоню. У меня есть Сол Боукок. У нас здоровые отношения (как говорил Ромео своей Джульетте). Я не могу его обманывать. Это нечестно. И прервать отношения я тоже не могу. Сама я их никогда не прерываю: это меня чересчур расстраивает. Сол мне нравится. Правда-правда. Он такой милый. Как жаль, что Бабс сейчас нет рядом! Уж она-то бы точно знала, что делать, как и с кем. Запираю дверной замок на два оборота и тащусь в спальню. Пора бы ей вернуться из этого своего Маврикия; а то мне уже начинает казаться, что их медовый месяц длится как минимум десяток лет.

Когда-то все было по-другому: я входила в офис и прямо с порога слышала неизменное: «Ваша задача — захватить здание с минимальным риском для жизни». Но теперь все изменилось. Мэтт, мой непосредственный начальник, получил повышение, — теперь он руководит и маркетингом, и связями с прессой, — и старается по возможности избегать компьютерных игр как «преуменьшающих сложности реального мира». Сегодня Мэтт сутулится перед экраном, отмечая мой приход молчаливым взмахом руки. Его любимчик — бассет-хаунд Падди (полное имя — Pas de Quatre) — развалился у него в ногах, самозабвенно пожевывая какую-то розоватую тряпочку.

— Как ужин? — спрашивает Мэтт, продолжая долбить по клавишам.

— В принципе не так страшно. — Он не забыл, и я тронута. — А как Стивен? Все еще в больнице?

Мэтт поворачивается.

— Нет. Его выписали — мм, забавное словечко — в субботу.

— Как он?

— Капризный, требовательный, — все как всегда. Но самое главное — я наконец-то смог улизнуть, а ты — пережить свой ужин. О свадьбе много говорили?

Молча киваю. Мэтт картинно закатывает глаза.

– «Невеста — ну, разве она не прелесть? А какое платье — это что-то по-тря-са-ю-ще-е! А жених — ну, не красавчик ли? О, Натали, дорогая, как же я обожаю свадьбы! Сол, какая жалость, что ты все пропустил!» Как — тепло?

Издаю смешок.

— Ты мне что, жучка подсадил, а?

— Твоя жизнь меня просто восхищает. И не терпится поскорее увидеть этого классного парня Сола.

— Еще бы, — говорю я. При этом тихонько вздыхаю.

— Эй. Не надо расстраиваться. Куда она денется? Они же вместе еще не жили, так? О боже. Полгода грязных трусов на полу, щетины в ванной, шума бьющей об унитаз струи, ссор в машине и стоячих носков, запиханных где-то между стенкой и диваном, — и вы с Бабс будете видеться чаще, чем до замужества. Уж поверь мне!

— Да нет же, Мэтт, я, правда, за нее очень рада, но… — Меня прерывает громкий собачий кашель. Похоже, наш бассет-хаунд подавился своей грязной, драной, розовой тряпкой — о господи боже мой, да это же пуант! — Откуда у Падди пуант?! — кричу я, в ужасе глядя на то, что мы с Мэттом зовем «шкафчиком для кружавчиков».

Мне так хочется обвинить во всем Белинду, нашу ассистентку (женщину, рот которой никогда не закрывается, даже когда та молчит). Жаль, ничего не выйдет: она смылась на Крит, на целых две недели.

— Какой еще пуант? — спрашивает Мэтт. Шатающейся походкой я подхожу к шкафчику и начинаю рыться в куче на второй полке.

— Тот самый, с автографом Джульетты! — стенаю я. — Ну, почему надо было обязательно стащить именно его?!

Джульетта — наша прима. Всего в «Балетной компании Большого Лондона» их шесть, но Джульетта из них — самая примовая. Ее волосы — цвета пахты (по сравнению с ней я не более чем «шлюховатая блондинка»); ее походка — плывущее по небу облачко; и при этом она, как выразился один из критиков, «женственна, что ничуть ее не портит». Джульетта умна, решительна и терпеть не может тех, кто считает балерин дурами. Лично я перед ней благоговею. А пресса — та ее просто обожает. Время от времени нам — пресмыкающимся у нее в ножках — удается уговорить приму подписать потертый пуант из розового атласа, который потом становится призом за победу в конкурсе — предположительно для какой-нибудь десятилетней девчушки, но, возможно, и для какого-нибудь мужчины средних лет.