Бегом на шпильках

Нет, мне, конечно, очень нравится Робби, но в этот момент требуется вся моя выдержка, чтобы не вылить горячий суп на его плешивую башку.

— Вообще-то, Робби, — отвечаю я сквозь зубы, — ты только что совершил очень большую ошибку. Без тебя они могут снова начать ссориться. И все может кончиться плохо. Возвращайся-ка лучше к ним, а?

— Но…

— Иди, Робби! — приказываю я, стараясь говорить как киношный фэбээровец. — Иди! иди! иди! иди! иди!

Робби бросает на меня удивленный взгляд и поспешно ретируется. Примерно так же Падди смотрел на Мэтта, когда тот отчитывал его за изгрызенный альбом «Мой щенок». (Как-то на Рождество Мэтт хвастался им: куча фотографий с подписями типа «Падди со своей игрушечкой-пищалкой» или «Падди кушает собачью галетку с арахисовым маслицем». По-моему, Падди счел эти картинки унизительными для своего собачьего достоинства.)

Вытаскиваю глубокие суповые тарелки из буфета и пронзительно кричу:

— Эй, народ! Ужин готов!

Первым в кухню врывается Робби:

— Есть, сэр! Слушаюсь, сэр!

Энди и Алекс плетутся следом с мечтательной поволокой в глазах. А может, у меня паранойя?

— Помощь нужна? — услужливо предлагает Робби.

— Нет уж, спасибо. Ты и так уже достаточно помог.

— Где мне сесть? — спрашивает Алекс.

— Где хочешь, — говорю я бархатным голоском. — Рядом с Робби.

Расплескиваю суп по тарелкам, словно маленький ребенок, разбрызгивающий краску из банки на полотно. Зеленый шлепок приземляется на рубашку Энди.

— Извини, давай вытру, — сердито рычу я.

Схватив грязное полотенце, начинаю с силой втирать пятно в рубашку.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, Нэт, — тихо говорит он, — то у меня сосок встанет.

Швыряю полотенце в раковину и сажусь за стол. Замечаю, что Энди уселся напротив Алекс. Первоклассная позиция для соблазнения! А я оказываюсь лицом к Робби.

— Восхитительный суп, Натали, — улыбается Алекс. Она уже покончила с шампанским и сейчас потягивает красное вино. Очень надеюсь, что у нее окрасятся зубы. По крайней мере, мои зубы и губы всегда окрашиваются от вина: после него я становлюсь похожей на свинью, побывавшую в кустах ежевики.

— Спасибо.

Мы дружно принимаемся за суп. Мне не терпится подпустить в разговор какую-нибудь гадость, что-нибудь вроде: «Ну, и как? Кто из них лучше в постели: Митчелл или Энди?» — но не позволяет строгое воспитание. Алекс тем временем разглагольствует о том, что я просто рождена для пилатеса, то и дело поглядывая на меня в поисках одобрения. Энди и Робби издают ободряющие звуки, а я умудряюсь кривить лицо в подобии улыбки. Напряжение вокруг такое — хоть ножом режь. Чего нельзя сказать о лазанье (которая, не спеки я ее до состояния окаменелости, была бы просто восхитительной).

— Нэт, — говорит Энди. — Не хочу показаться невежливым, но чем ты скрепляла макароны? Неужели бетоном?

Я как раз сражаюсь со своим языком, — который раздулся так, что заполнил собой весь рот и не дает мне возможности говорить, — когда в разговор встревает Алекс:

— Не обращай на него внимания, Натали. Он всегда был такой. Говорит: «Не хочу показаться невежливым», — и тут же выдает самую невежливую из всех возможных невежливостей. В силу какой-то необъяснимой причины он думает, что это его извиняет.

Улыбнувшись, она приглаживает волосы, которые забраны в высокий секусальный хвостик, и совершенно не нуждаются в приглаживании. Р-р-р! Еще и красоту тут наводит!

— Правда, что ли? — Я заливаюсь фальшивым смехом. — Как смешно!

Втыкаю нож в лазанью так, будто решила заколоть ее насмерть. Вот это нервы! Ведет себя так, будто он ее собственность. Смотрите-ка, она за него извиняется! Похоже, Алекс слаба на алкоголь. Да и на память тоже. Кто бы только знал, как мне хочется отшвырнуть этот бесполезный нож и с воплем выскочить из кухни! Однако даже в момент полного помешательства меня не покидает мысль, что сделай я так — и сама же об этом еще не раз пожалею.

— Да бросьте вы ее, — говорю я. — Я лучше подам дессерт.

— Это что — угроза? — интересуется Робби.

— Очень смешно.

Вываливаю основательные порции шоколадного мусса в три креманки и малюсенькую порцию — в четвертую.

— А знаешь, — бубнит Энди, — по-моему, когда человек считает что-то смешным, он не станет говорить: «очень смешно». Человек либо засмеется, либо улыбнется, либо… он не считает это смешным.

— Что ты хочешь этим сказать? — вскидывется Робби. — Что Нэт просто притворяется, что считает меня смешным?

— Робби, дружище, — вздыхает Энди. — Мне что, повторить еще раз, по слогам?

— Нет! — выпаливаю я. — Не надо. Кто-нибудь хочет апельсина к муссу?

Робби сдавленно хихикает.

— Сам не знаю, почему, но звучит похабно!

У меня даже руки чешутся: так и хочется взять Робби за шкирку — и сунуть этим его добродушным лицом прямо в мусс.

— Ммм, — Алекс облизывает ложку. — Просто объедение. Как мило, Натали, что ты не забыла мой новогодний зарок.

Она хлопает своими ресницами, пародируя полный экстаз. Украдкой бросаю взгляд на Энди. Он не сводит с нее глаз. Ну, все, с меня хватит! Я плюю в лицо этикету и закуриваю.

— Кто-нибудь хочет кофе? — Стараюсь, чтобы голос звучал как можно дружелюбней.