— Только один человек, — промурлыкала Бабс.
— Кто-нибудь, кого я знаю? — сказала я, стараясь придать голосу безразличную звонкость.
— Это будет сюрприз, — пропела она. — Могу подсказать: я подумала, сейчас самое время, чтобы вы наконец-то помирились и поцеловались. Увидимся около восьми.
Это значит:
Несусь к своему парикмахеру: он хоть и базируется в захолустном Хендоне, но душой навеки в Сохо. Стюарт из тех геев, кого Мэтт называет маргаритками. Первое, что он сказал мне, было: «Знак зодиака?» Когда же я ответила, что не знаю, во сколько точно родилась, он заставил меня звонить маме. Та тоже не смогла с ходу вспомнить, и тогда Стюарт велел мне обязательно выяснить и доложить при нашей следующей встрече. Стюарт лишь изображает, будто ему интересно, хотя на самом-то деле мой рассказ наводит на него скуку. Мне приходится трижды просить его обрезать мне волосы покороче, но Стюарт сопротивляется изо всех сил. В конце концов мы приходим к компромиссу: «под „Битлз“». И пусть на слух это ретрошик, но на деле обычный «горшок».
— Эльф! — вздыхает Стюарт.
— Довольно мило, — озадаченно откликаюсь я, разглядывая свое отражение.
По дороге домой, поддавшись какому-то необъяснимому порыву, покупаю для Бабс и Саймона телефонный аппарат в стиле 70-х: цветом точь-в-точь как томатный суп-пюре «Хайнц». При этом умудряюсь ни разу не взглянуть в глаза продавщице. Без привычных длинных волос чувствую себя ужасно уязвимой. Но и какой-то легкой, подвижной и — о да! — возможно, шаловливой. В общем, эльфом! Однако я еще не готова к скептическим взглядам продавщиц. Юзом паркуюсь у своего подъезда, аккуратно ставлю оранжевый телефон на кухонный стол и несусь в ванную. Из зеркала на меня щурится маленький светловолосый эльф. Выпячиваю подбородок. Что подумает Энди? А подтекст такой: «С головы долой — из сердца вон». Надеюсь, он прочел достаточное количество женских журналов, чтобы это понять.
Мысленно представляю лицо Энди. Открыв дверь его комнаты, вхожу внутрь. Хрустальный шар безрадостно свисает над голым матрацем. Есть в этом что-то ужасно грустное, как в дождливой ярмарке. Потянув носом, понимаю, до чего спертый здесь воздух. Всего лишь пустая, холодная комната. Открываю дверцу гардероба. Звякают металлические вешалки. Опустившись на четвереньки, смотрю, не осталось ли чего под кроватью. Секундочку, а это еще что такое? Дотянуться не получается. Беру на кухне швабру и выталкиваю находку с другой стороны кровати. Тапок! Старомодный, ворсистый, серый тапок на пластиковой подошве! Одиннадцатого размера. Вот это да! Широко улыбаюсь, но тут же вспоминаю наш последний матч по «кто-кого-переорет», — и улыбка сползает с лица.
Ох… Похоже, не совсем из сердца
Сижу за столом, выстук-стук-стукивая пресс-релиз и размышляя. Работа на дому плюс возня с капучино в кулинарии — не такая уж и плохая жизнь, но к тридцати годам миллионершей я вряд ли стану. Тогда
По дороге в кулинарию я все еще продолжаю фантазировать. Джеки сказала приходить после пяти, в это время там поспокойнее. Постоянно трогаю свои волосы, — они заканчиваются на загривке! — чтобы убедиться, что это не сон. Еще одна привычка, от которой придется отказаться, прежде чем я достигну своей цели. Припарковавшись за углом, смотрюсь в зеркальце: проверяю, не застрял ли в зубах кусок морковки и не являюсь ли я источником гигиенической опасности. Раньше я постоянно выводила Бабс из себя, беспрестанно спрашивая, не застряло ли чего у меня в зубах. «Да, — обычно отвечала она. — Здоровенная креветка».
Но сегодня зубы у меня чистые. Я выгляжу презентабельно. Думаю, я скоро привыкну, и работать с мистером и миссис Эдвардс будет очень весело. Они вечно то пререкаются, то нежничают, в общем, до сих пор влюблены друг в друга, как это ни поразительно. Я как-то смотрела «Семейку Аддамсов» и сразу же вспомнила о родителях Бабс.
Миссис Эдвардс заключает меня в слоновьи объятья:
— Ciao, bella!