Папа одет в то, что, как я полагаю, американцы называют «стильным прикидом». Похоже, нынче его спонсирует Ральф Лоран. Для человека, который когда-то, стремясь выглядеть «клевым», покупал джинсы на распродаже в «Пепе», новый стиль кажется в высшей степени гармоничным. Желто-коричневые мокасины, розовая рубашка, кремовые брюки, — такое впечатление, что папа только что сошел с рекламных страниц журнала для яхтсменов. Волосы — густые и черные как смоль, лицо — того же оттенка, что и у старой маминой сафьяновой сумки, а кожа — вообще какая-то уж больно подозрительно упругая.
Мы усаживаемся на жесткие стулья гостиничного ресторана, и он сразу берет быка за рога:
— Девочка моя, ты можешь подать на них в суд.
Чуть было не начинаю спрашивать, с чего бы это мне подавать в суд на Келли с Тарой, но вовремя соображаю, что папа имеет в виду моих работодателей.
— Ой! — восклицаю я. — Даже не знаю, я… слава богу, до этого еще не дошло, ничего еще не решено, и… если честно, в последнее время я действительно допустила ряд ошибок. Так что, если меня все же решат уволить, вряд ли мне удастся их в чем-то обвинить.
Помешиваю ложечкой эспрессо — высвобождаю канцерогены — и борюсь с непреодолимым желанием закурить. Отец взъерошивает мне волосы.
— Чушь, кнопка, — кричит он. — Никогда в это не поверю! Чтобы моя девочка — и вдруг не ангел?!
Тыкая тостом в тарелку, благосклонно улыбаюсь проявлению родительского участия и выдаю папе облегченную версию того, почему моя карьера висит на волоске.
— Я здесь исключительно ради тебя, дорогая, — провозглашает он.
— Спасибо, пап, — хрипло отвечаю я. — Я в норме. Все под контролем.
И хотя расстроить его в принципе невозможно, я все же подключаю максимум творческого воображения, излагая историю о том, почему я проговорилась о внучке. Моему слепо любящему отцу совершенно незачем знать, какая скверная у него дочь. Я на сто процентов уверена, что мама успела вырезать из этого шокирующего сюжета все запрещенные эпизоды. Она ни за что не допустит, чтобы ее бывший муж узнал о том, что отношения между мамой и дочкой в настоящее время далеко не идеальны.
— Послушай, кнопка, — говорит папа, потягивая свежевыжатый апельсиновый сок. — Я буду с тобой откровенен: для меня вся эта история с девчонкой, словно обухом по голове. Хотя твоя мама уверяет, что та ни разу не попросила денег.
Вся напрягаюсь, чувствуя проявление какого-то пренебрежения по отношению к Келли, но затем понимаю, что комментарий гораздо больше говорит о нем самом, чем о ней. От моего внимания также не укрылось и то, что, пусть пока еще чисто теоретически, но папа уже потихоньку привыкает к своему новому статусу.
— А ты… попробуешь поговорить с Тони?
Он пожимает плечами.
— Мой сын ясно дал понять, что не желает иметь со мной ничего общего, — отрезает он. — Что тут поделаешь?
Пытаюсь найти в его гладком, загорелом лице хоть какие-то признаки досады, но они очень искусно скрыты.
— Я уверена, он захочет с тобой увидеться, — говорю я. Эти слова я говорю каждый месяц вот уже целых четырнадцать лет.
— Нисколько не сомневаюсь, — соглашается отец, как обычно. Его плечи напрягаются, едва заметно, и он восклицает: — Тони передал твоей маме кучу фотографий. Симпатичная девочка.
— Да, — тихо отвечаю я, внутренне ужасно довольная. — Да, по-моему, они обе такие… красивые.
Внезапно отец резко хлопает в ладоши, давая понять, что тема закрыта, и грохочет:
— Твоя мать страшно волнуется за тебя, кнопка. Должен признаться: я тоже. Скажи-ка мне, милая, ты хорошо заботишься о своем здоровье? Как твоя диета? Есть ли что-то, в чем я мог бы тебе помочь?
Я наклоняю голову: благодарно и в то же время униженно. Должно быть, я еще более жирная свинья, чем думала. Чувствую, как начинает кружиться голова. Возможно, из-за того, что мы перепрыгиваем с одной темы на другую, словно пара лягушек на болоте.
— Я в порядке, пап. Честно.
— Если ты чувствуешь, что не можешь доверить мне свои секреты, — отвечает он совершенно серьезно, — то Кимберли Энн с радостью обсудит с тобой абсолютно любую тему. Наш личный тренер-тире-диетолог-тире-травник — очаровательный парнишка, так что, если у тебя будут какие-то вопросы, Кимберли Энн с удовольствием задаст их ему за тебя.
— Пап, — говорю я, жалея, что Бабс сейчас нет рядом и некому засвидетельствовать исторический момент: мой собственный отец только что не обзывает меня толстухой. — Это очень любезное предложение, спасибо тебе, и… э-э, спасибо Кимберли Энн. Но, мм, я думаю, нам пора двигаться в Центр. Иначе, боюсь, придется полдня проторчать в очереди.