Бегом от токсичных родителей

Я вырастила овощи. На балконе. И у меня получилось! Четыре чахлых помидора и три огурца. Я смотрю на них и понимаю, что я могу выращивать овощи. И вспоминаю, что когда я пыталась совместить двух маленьких детей и дачу, и у меня не вырастал урожай больше, чем у свекрови, которая летом просто жила в огороде – она говорила мне – ты ничего не можешь, у вас ничего не получается, ты не умеешь заниматься огородом – и я не могла возразить. Я думала, что не умею и не могу. Я привозила домой ведра огурцов и мешки кабачков – и считала, что у меня ничего не получилось. Четыре крохотных помидора сейчас убедили меня, что я могу, и я верю, что со второй попытки получится лучше. И хочу пробовать еще.

Я привела в порядок собственный быт. Я вообще всегда была неряхой. Весь город, благодаря свекрови знал, что я самая большая в мире грязнуля. И я ничего не могла поделать с хаосом в моем доме. Маленькие дети и недостаточное пространство, конечно, оказывали свое влияние – но в первую очередь засранство лежало на мне.

Лишь после внутреннего бунта я смогла увидеть, что живут вокруг меня люди, которые хуже меня отстирывают детские футболки и при этом чувствуют себя хорошими матерями и не страдают от своей ущербности. А я страдала.

После окончательного разрыва нашлись и силы, и способы перестроить не только пространство, но и организовать время так, чтобы все в нем лежало на своих местах. Да, выросли дети – но если маленькие дети создавали маленький хаос, то большие дети создавали большой, и чисто было по-прежнему только в вазочках с конфетами. Я сумела взять окружающий меня быт в руки. И все улучшилось.

Когда некому обливать тебя помоями – тебе не приходится тратить силы на то, чтобы отмываться и убеждаться в том, что ты чист. А вот что будет, если тратить силы на то, чтобы развернуться и налить помоев в ответ, или на каждый ушат объяснять, что помоями обливаться нельзя, и стоит ли ждать от этих действий продуктивного результата – я сказать не могу. Мне не довелось попробовать.

«Позвольте… – Не позволю! – Но простите… – Не прощу!»

«Вот вы верующие, – сказала однажды свекровь, – а в христианстве сказано уважать отца и мать, а вы так поступаете!» – это мы к тому времени уже отчаялись найти согласие и начали поступать правильно.

У моей мамы был культ прощения. В конце концов, ее культ прощения привел меня к его отрицанию. Я решила, что нет у меня обязанности прощать просто так. Нужно хорошо понимать кого, за что, почему и зачем ты прощаешь.

Бесчеловечное отношение прощать не нужно. Нераскаявшихся людей прощать не нужно. Прощать человека для того, чтобы он мог снова делать то, за что его простили – не нужно. Наказывать не нужно тоже. Пусть сами разбираются со своей жизнью. Награда героя найдет и без меня.

Не могу похвастаться великодушием. Никого я не простила. Я не склонна думать, что с токсичными родителями можно построить нормальные человеческие отношения – не обязательно душевные, хотя бы просто человеческие. Если бы это было возможно – это бы случилось, у многих людей. Но мне ни разу не попадались истории о том, как люди наладили что-то. Только истории о том, что не наладили.

Имя им – легион

Однажды в диалоге с кем-то в Живом Журнале – а обсуждали книги советских времен, мы с собеседником вышли на тему – откуда они берутся, токсичные родители. И незнакомый мужчина думал, как и я. В его жизни и опыте окружающих его людей все было точно так же: бабушка, сильная, пережившая войну, ее ребенок, которому пытались возместить тяжелые времена и собственные военные потери, который получил кривое представление о жизни. Эти дети выросли под девизом «все лучшее – детям». (Этот же девиз мама декларировала мне всю жизнь. На основании того, что она это декларировала, считалось, что она любящая мать, а мне досталось все лучшее.) Они не перестали быть детьми где-то у себя в голове. Они по всей стране заводили детей и сплавляли их бабушкам, которые продолжали обеспечивать жизнь своих детей лучшим из того что было – отпусками, овощами с огорода, дачами, построенными своими руками, сшитыми для них пододеяльниками или пригретыми теплыми местами и воспитанием за них их собственных детей.

К моменту, когда бабушки становились старыми и немощными – подрастали мы, дети. Было кому передать знамя заботы.

И их миллионы, этих вечных детей, рожденных не обязательно в войну или после нее, главное, убежденных в том, что раз для них изо всех сил стараются, значит они, бедняжки. А раз они бедняжки, значит для них стараются недостаточно. И чем больше их любят – тем более они недолюблены, чем больше о них заботятся – тем больше перед ними виноваты. Интересно, когда сейчас они чувствуют, что «моя-то жизнь заканчивается» – они повзрослели? Или снова нет? И на полном серьезе ждут, что им дадут еще одну жизнь? Чужую.

Убить дракона

Не помню точно – убив дракона герой сам превращался в дракона?

Это мудро подмечено. Поборовшись с токсичной мамой…