Бегство

Дойдя до этого места, Вика замолчала, и на ближайшие пять минут единственным звуком, нарушавшим тишину, стал монотонный гул мотора. Сергей молча слушал его и пытался представить себе то положение, в которое угодила Вика и ее подруги. Похоже, это было настоящее рабство, о чем, кстати, и намекала девушка в самом начале этого разговора.

— Ты не пыталась вырваться?

Вопрос сам собой сорвался с языка охотника. Он даже почувствовал укол совести за то, что заставляет Вику вновь переживать тот ужас, но было уже поздно.

— Тогда… год назад еще работала мобильная связь… с перебоями, но все же работала. Через два дня после того, как нас забрали, я смогла дозвониться отцу.

— И что? — Сергей весь превратился в слух.

— Отец сразу же приехал вместе с двумя своими людьми.

— Он хотел тебя выкупить?

— Отец всегда был принципиальным человеком… — начала Вика.

— Плохо! — перебил ее охотник.

— Плохо… — со вздохом подтвердила девушка, а затем едва слышно добавила: — Была перестрелка. Их всех убили.

Убили… Всех убили… Корн в уме повторил эту жестокую фразу, однако почти ничего не почувствовал: ни страха, ни жалости, ни сострадания. Сергей даже сам удивился своему жесткосердечию. Привык что ли? Сжился с ликом смерти? Тут же вспомнились слова Вики, с болью произнесенные ею всего несколько минут тому назад. «Неужто в душе мы все — одно сплошное конченое зверье?» Да, именно так она и сказала!

Задай кто-либо подобный вопрос Сергею всего каких-то пару лет назад, и он вполне мог даже не понять о чем именно идет речь. Так бы и стоял, в изумлении открыв рот. Какое зверье? Как можно называть зверьем милых, добрых, отзывчивых людей, которые улыбаются и здороваются друг с другом по пять раз на день. А еще они носили белые перчатки, вели беседы об искусстве и высоких технологиях, читали утонченные возвышенные романы, гладили по головам детей, кошек и собак. Так было. Сергей точно помнил, что именно так все и было! Так почему же при первой же опасности, при потере стабильности и комфорта все полетело в тартарары? Почему эти самые добрые самаритяне вмиг позабыли о прогрессе и цивилизованности? Почему книги и произведения искусства без сожаления полетели в топку, осиротевших детей стали бросать на произвол судьбы, а четвероногих любимцев без жалости порубили на мясо?

Молодой охотник изо всех сил искал ответа. Искал, но, увы, не находил. Видать, чтобы разобраться в таких мудреных вещах, он еще слишком мало пожил на белом свете, мало думал, мало искал. Корн вдруг припомнил, что дядя Женя несколько раз пытался завести разговор на эту тему, но слова старика просто пролетали мимо его ушей. Оно и понятно, тогда еще была жива Кристина, и любовь к ней делала этот мрачный мир не таким уж серым и беспросветным. Рядом с возлюбленной Сергей еще вполне мог какое-то время находиться в плену иллюзий. Может даже довольно долгое время. Но в миг ее смерти все изменилось. Розовые очки счастья разбились. Ахмед показал ему чудовищную правду. И это второе злодеяние, за которое эта мразь должна будет дорого заплатить.

— Значит, в Новгороде у тебя тоже остался кровный враг? — Сергей вдруг подумал, что сейчас едва ли не у каждого в этом мире отыщется свой персональный Ахмед.

— Это ты о Робин Гуде что ли? — догадалась Вика.

— О нем, — Корн кивнул.

— Нет, — девушка отрицательно покачала головой. — Был враг, да весь вышел. Примерно через полгода Ахмед с ним разобрался… с ним и со всей его шайкой.

— Я так понимаю, после этого ваше заведение перешло к нему? — предположил охотник.

— Догадливый! — проститутка хмыкнула.

— И как? Стало еще хуже?

— Хуже, чем с гнидой Костиком, быть не могло, — Виктория скрипнула зубами от злости и ненависти. — При нем мы были даже не людьми, а скорее резиновыми куклами, сваленными в одной грязной зловонной коробке. Нас доставали, пользовали, а потом без церемоний забрасывали назад.

— А при Ахмеде?

— Не поверишь, но, похоже, ему кто-то рассказал о жрицах любви.

— Жрицах любви? — не понял Сергей.

— О гейшах, гетерах, прекрасных куртизанках и прочей яркой упаковке, которая может возбуждающе обрамлять наши голые задницы, а главное, за которую готовы платить клиенты. Знаешь, ведь сейчас очень многим хочется хоть на часок позабыть о всей этой гребаной разрухе и с головой погрузиться в сладкую сказку. — Дойдя до этого места, Вика неопределенно пожала плечами: — Не скажу, что это плохо. По крайней мере, тогда-то у нас и появились отдельные комнаты, шмотки, косметика и даже кое-какие деньги.

— Настоящий рай! — губы бывшего жестянщика искривила ироническая ухмылка.

— По сравнению с тем, что творилось при Костике, то и впрямь рай, да и, пожалуй, в сравнении со всем остальным миром тоже.

— И тебе не противно? — Сергей, наконец, задал вопрос, который вертелся у него на языке уже очень давно.

— Сейчас даже жить и то противно, — призналась проститутка. — А это… Просто работа такая. Встречаются и похуже.

— Но ведь встречаются и получше… — охотник повернул голову и вопросительно поглядел на девушку.