Бегство Джейн

Присоединившись к женщине у зеркала, Джейн широкими ровными мазками наложила на щеки новые румяна, нанесла на ресницы тушь, увидев, как ее обычные глаза преобразились в нечто роскошное и экзотическое. Персиковая помада произвела такую же метаморфозу с ее губами, они как будто слегка надулись, став полными и чувственными.

— Какой приятный цвет, — констатировала женщина, которая, кажется, раз и навсегда укрепила во рту свои зубные протезы. — Как называется эта помада?

Джейн посмотрела на тюбик.

— Истинный персик, — громко прочитала она.

— А что, и правда похоже, — заметила женщина и вышла.

«А что, и правда похоже», — сказала про себя Джейн, но думала она в этот момент не о губах, а о своих проблемах. А что, и правда похоже.

Джейн поражало, насколько хорошо она ориентируется в городе. Она знала, сколько кварталов надо пройти до того или иного места, когда можно воспользоваться городским транспортом, а когда надо брать такси. Она очень легко чувствовала себя в этом городе, однако ей так и не привелось встретить ни одного знакомого лица, никто, узнав, не остановил ее на улице; ничто из того, что она видела, не ущипнуло ее нервы и ничто не вызвало какой-нибудь особенной реакции. Она чувствовала себя анонимной и одинокой, как потерявшийся ребенок, который целыми днями тоскует и ждет, когда забывшие свой долг родители начнут его искать.

Она прошла мимо газетного киоска, зная уже, что в сегодняшних газетах о ней нет никакого упоминания. Ее не только никто не искал, никто даже, кажется, и не знал, что она пропала. «Истинный персик», — почему-то подумала она, оказавшись у фасада автобусной станции Грейхаунд. Она прошла, пробираясь сквозь толпу, к внутренним помещениям станции, чтобы оставить в автоматической камере хранения пластиковый пакет, в котором лежали окровавленное платье и часть денег. Но, когда она уже была готова опустить мелочь в щель автомата, она прочитала надпись, что камера хранения очищается каждые двадцать четыре часа, и поняла, что такой вариант ей не подходит.

— Простите, — сказала Джейн, подойдя к одетому в безупречно отутюженную синюю форму пожилому человеку с тонкими седыми баками. — Могу я где-нибудь сдать на хранение вещи на срок, больший, чем двадцать четыре часа?

— Идите направо. — Он показал направление рукой. — Это там, в конце длинного зала.

Она пошла в указанном направлении, стараясь держать подальше от себя пластиковый мешок, будто там было не ее запачканное кровью платье, а части расчлененного трупа.

— Мне надо оставить это на хранение, — обратилась она к усталого вида женщине в окошке.

Женщина на секунду оторвалась от журнала, который она в этот момент читала:

— Задаток — двадцать долларов.

Джейн пододвинула ей по конторке двадцатидолларовую банкноту, женщина неохотно закрыла журнал, выписала квитанцию, обошла стойку и бросила в ее ладонь ключ. Пока они шли к отсекам камеры хранения, женщина объясняла голосом, похожим на голос автоответчика:

— Имеется два ключа. Вы получаете один из них. У нас остается другой. Не потеряйте свой ключ, потому что, для того чтобы открыть отсек, нужны оба ключа. Возвращение денег или доплата осуществляются, когда вы забираете свои вещи.

Джейн кивнула, давая знать, что поняла правила, затем сунула пластиковый пакет для грязного белья в чрево открытого отсека. Она заметила, что ее руки дрожат. Заметила ли это и женщина? Успеет ли она оповестить полицию, прежде чем Джейн сможет уйти на безопасное расстояние? «Подозрительная женщина с трясущимися руками, оставившая подозрительного вида пакет в отсеке номер 362 камеры хранения автобусной станции Грейхаунд. Требуется соблюдать осторожность, при задержании может оказать сопротивление». В ее мозгу пронеслась мысль, что, по-видимому, она действительно в чем-то виновата.

Впрочем, это уже не имело никакого значения. Она уже сама решила сдаться в руки полиции. Она приняла это решение сегодня утром, когда ее озарило, что подобное состояние может быть более продолжительным, чем ей представлялось вначале. Она больше не может провести в этом добровольном заточении ни одного дня. Если она не может самостоятельно додуматься до того, кто она такая, то пусть это за нее сделают другие, не важно, как это может отразиться на ее здоровье, не важно, каким образом ее платье оказалось перепачканным кровью, не важно, кто бы мог набить ее карманы стодолларовыми купюрами. Что бы с ней ни случилось, в чем бы она ни была виновата, любой исход был бы лучше, чем нынешнее состояние гнетущей неизвестности.

Но Джейн также решила, что, перед тем как сдаться властям, перед тем как она узнает, что за ужасное преступление совершила, она (ей казалось, что так будет лучше) не передаст полиции всепорочащие ее улики. Полицейские могут быть потрясены видом крови и денег, что окажет влияние на следствие. Разве можно их осуждать? Разве сама она не была потрясена в этой ситуации?