– О Алекс… Я была так молода… и так невежественна. Его упрямство представлялось мне настойчивостью, его хамство и нетерпимость – энергией и напором. Он был американцем и поэтому казался мне волнующим незнакомцем, немного дикарем. Первопроходцем. Человеком с передового рубежа. Я не знаю, это трудно объяснить. Возможно, мне импонировала наша полная противоположность, но все это продолжалось недолго, и через несколько недель иллюзия окончательно развеялась.
Они дошли до скалистой границы пляжа, где нагромождение обточенных морем валунов преграждало путь, нашли сухой плоский камень вне досягаемости подступающего прилива и сели.
– Бен приехал в Сомерсет почти сразу же после нашей первой встречи. Не припомню, чтобы я его приглашала; возможно, это сделала моя мать. Все эти детали выпали у меня из памяти. Как бы то ни было, сделка между ними была заключена с молниеносной скоростью.
Бен предложил ей пятьдесят тысяч фунтов единовременно в качестве предоплаты за меня, а потом по десять тысяч в год на протяжении всей ее жизни.
До Алекса доходили слухи о том, что «предоплата» составляла двадцать тысяч фунтов, и теперь у него мелькнула абсурдная мысль: хорошо, что ее оценили дороже. Он взял Сару за руку, ясно различая страдание, сквозившее под циничной насмешкой в ее голосе.
– Для нее это было целое состояние, для него – гроши. Она приказала мне выйти за него замуж. Я так и сделала. Отчасти для того, чтобы уехать от нее подальше.
Сара помолчала, потом устало прислонилась к нему, чтобы перевести дух. Алекс молча привлек ее к себе.
– Мы поженились в Нью-Йорке, – возобновила она свой рассказ. – Медовый месяц оказался коротким. По правде говоря, он закончился уже во время свадебной церемонии, на которую никто из приглашенных им и Минни сиятельных особ так и не явился. Именно с этого момента Бен впервые начал догадываться, что разработанная им блестящая стратегия продвижения в обществе дала сбой. Разумеется, он всю, вину возложил на меня. После венчания мы поехали в Италию. Флоренция и Рим. Вот там-то я и получила ответы на многие из своих наивных девичьих вопросов. Нет, мой муж меня не любил. Нет, я его тоже не любила. Наш брак был деловым соглашением, и мы оба вскоре заподозрили, что эта сделка обернется катастрофой для нас обоих.
– И ты сразу же забеременела?
– Да, почти сразу же. И слава богу – я убеждена, что если бы не Майкл, я сошла бы с ума. Но сначала были эти ужасные месяцы в Нью-Йорке после возвращения из свадебного путешествия. Нам прислали несколько приглашений, но все они были от таких же разбогатевших выскочек, как сам Бен. Он не желал с ними знаться. Поэтому он посоветовал мне вести себя более наступательно. Он приказал мне – восемнадцатилетней новобрачной, оказавшейся в чужой стране без друзей и знакомых, – наносить визиты Дрекселям и Уильяму Уитни, оставлять карточки, посылать приглашения Брэдли Мартинам на чай и на обед, просить миссис Генри Фиппс сыграть со мной в бридж или прокатиться верхом в Центральном парке.
Алекс прижался виском к ее виску.
– Бедная Сара.
– Да, это было ужасно. А главное – нечего и говорить – все это ни к чему не привело. Когда я в слезах рассказывала Бену обо всех перенесенных унижениях, о дверях, захлопнутых у меня перед носом, он приходил в бешенство. Он совершенно искренне не мог понять, где и в чем он допустил ошибку. Бог ему свидетель, он совершил честную сделку: заплатил денежки и получил в жены английскую аристократку. Стало быть, во всем виновата я одна. Он решил, что я нарочно что-то делаю не так, чтобы ему навредить. Он…
– …наказывал тебя, – мрачно предположил Алекс.
– Мы оба наказывали друг друга. Мы оба чувствовали себя разочарованными и обманутыми, мы оба вели военные действия, каждый по-своему. Иногда я нарочно вызывала его на ссору, потому что только озлобление помогало мне ощутить себя живой. Я была ему плохой женой. Была и осталась.
– О, ради бога!
– Это правда. Его обвинения по большей части верны. Я действительно холодная, неженственная, эгоистичная, высокомерная…
– Все это неправда, не будь дурочкой. Ты возводишь на себя напраслину.
– Ты меня любишь – откуда тебе знать?
– Я точно знаю, потому что люблю тебя.
Сара не знала, смеяться ей или плакать. Ей больше не хотелось говорить о Бене. Алексу тоже. Он сунул руки внутрь ее халата – своего халата, который она накинула поверх его рубашки и своих батистовых панталончиков. Получился потрясающий костюм. Кушак развязался, и она набросила халат на плечи Алексу, укрыв и его, и себя широкими серыми крыльями.
– Если бы ты знал, что все это значит для меня, Алекс, любовь моя.
– Но я знаю!
– Нет, ты не можешь знать. Иметь возможность рассказать тебе обо всем… быть здесь с тобой, прикасаться к тебе вот так, чувствовать себя свободной…