Бегство из плена

Даже не верилось. Неужели мы на свободе? Я вскочил на ноги и помог майору подняться. Он встал с легким стоном.

— Теперя бежать надо, — сказал Гаврюков, — французский лагерь мы оставили, а только тут они кругом шмыгают. Пока до света уйти надо.

Я подхватил Кручинина, и мы пошли, но скоро он застонал и опустился на землю.

— Не могу. Бегите одни.

— Глупости! мы тебя потащим!

— Пожалуйте, ваше благородие! — сказал Гаврюков, нагибаясь и подставляя спину. — Помогите им ухватиться! — сказал он мне. Я помог. Кручинин охватил его плечи руками. Гаврюков поднялся.

До сих пор я изумляюсь, откуда у этого малорослого солдатика взялась такая сила!

Мы пошли снова. Шли какой-то полянкой, потом рощей. Гаврюков обессилел и остановился.

— Отдохнем!

Мы все опустились на траву.

Было холодно. Наступал рассвет, и ударил утренний мороз. Все кругом было покрыто белым инеем. Мы буквально щелкали зубами, но развести костер нельзя было и думать.

Вероятно, я задремал, потому что вдруг увидел яркое осеннее утро, не заметив постепенного рассвета.

По поляне во весь опор мчалась кавалерия, а за нею с грохотом везли пушки.

Вдали раздались выстрелы.

С французского лагеря послышались звуки горна.

— Рощей и пойдем, — предложил Гаврюков. Кручинин поднялся сам, и мы поплелись. Гаврюков по дороге разыскал сук и дал его майору вместо костыля.

Впереди нас разгорался бой.

Мы слышали треск ружейных выстрелов и грохот пушек.

Вдруг прямо перед нами показался казачий отряд.

Я думаю, в этот момент мы испытали то чувство, которое испытывают потерпевшие крушение, увидев в море корабль.

Гаврюков побежал, махая руками, и закричал не своим голосом. Один из казаков нас заметил, и отряд поскакал к нам.

Плен окончился.

Я знаю, что рассказал нескладно, потому что я — солдат и мне легче владеть саблей, чем пером, и управлять конем, нежели речью.

Пусть всякий воображением своим дополнит пережитое мною в плену и в ночь нашего бегства.