Бегство из рая (сборник)

зупречный, прозрачный фарфор. В комнате будет очень ТИХО, и

только мои сюжеты ненадолго нарушат нашу чайную гармонию...

А по совпадению слов, по созвучию звуков, по странной ассо-

циации мы забрели в Дом Анны Тихо в самом центре Вечного го-

121

Ирина Цыпина

рода Иерусалима, в крошечном переулке между улицей Яффо и

улицей Невиим, где такой тенистый европейский парк, где можно

еще найти бунинские «Темные аллеи» и прозрачные акварели рус-

ской художницы, приехавшей из блистательного Парижа начала

прошлого Века, когда еще играли в тот Высокий Декаданс.

Она знала Шагала и Малевича, но не знала, что приехала

навсегда в эту убогую жаркую Палестину и умрет в бездетном

одиночестве, оставив нам пленительный сад из прошлого Века...

и свои загадочные картины на стенах старого особняка, где все-

гда полумрак и нет посетителей...

Здесь все располагает к умиротворению, но ведь его нет в

жизни, в жизни все не так... Сквозь чайный фарфор, сквозь аква-

рели Анны увидим: Взрыв... чувств.

Фейерверк... впечатлений.

Адреналин, создающий праздник...

Дразнящее слово КАЗИНО...

И не думайте, что я о серьезном... Ведь у нас Игра?

*****

Мы летели уже несколько часов из Европы домой, в Изра-

иль. В жестокой «болтанке» нашего перелета только самые не-

вероятные истории способны были увести от нависшего воздуш-

ного кошмара, когда наш лайнер трясло и ломало в белой молоч-

ной пене облаков, и только по лицам стюардов (красавицы-стю-

ардессы этот рейс не обслуживали) я пыталась определить гра-

дус опасности, нависшей над всеми нами, соединенными волей

случая на несколько часов в этом тесном замкнутом металли-

ческом пространстве.

Еще при посадке я выделила Ее из толпы. И, конечно, мы ока-

зались рядом в этом ночном перелете. Ей было очень, очень много

лет, на вид 80+; но вы бы видели эту леди, опрокидывающую все

геронтологические понятия и стереотипы! Такие не стареют. Про-

сто удачно мумифицируются, как Клеопатра, на века...

122

Бегство из рая

Она была высокой и очень худой, с подвижным пергамент-

ным лицом, хищным носом и горящими темно-вишневыми гла-

зами. Я почему-то вспомнила стихи Маяковского о глазах

Лили Брик:

«Круглые да карие,

Горячие до гари...»

А мне всегда хотелось сказать: горящие, испепеляющие, все

сжигающие на своем пути... Я суеверно боюсь таких глаз.

Но вернемся к ней, я вам ее представлю: и не удивляйтесь, ее тоже зовут Лили. Мне кажется, что она из тех Времен, Мая-

ковского и Бриков, из круга Лили и Эльзы, в дурмане терпких

французских духов из того забытого «русского» Парижа... под-

руга Анны Тихо, умершей так много лет назад...

Но так долго не живут, сказали бы мои студенты, а что

известно им, молодым?

У нее были очень красивые тонкие запястья в звенящих брас-

летах. В длинных пальцах с кроваво-красным маникюром тон-

кая сигарета и мерцающие изысканные сапфиры в ушах. Длин-

ная стрижка-карэ и волосы цвета блонд, все ужасно контраст-

но и загадочно, как и подобает Пиковой Даме... Черный брюч-

ный костюм и безукоризненная ослепительно-белая блузка, чер-

ные туфли на тончайшей шпильке и черная сумочка от Гуччи; черная муаровая заколка в волосах, черная блестящая косынка

вокруг трогательно-беспомощной старческой шеи, странный

черный шик...

Она потрясла меня своим умением быть женщиной, быть

Загадкой, быть не такой, как все... Уйти из толпы... И этот чер-

ный цвет одежды, и эта отрешенность...

« Я обожаю черный цвет...»

Не в жизни, конечно, и не в палитре чувств, а только в компо-

зициях и натюрмортах, в атриумных пространствах костелов, в

звуках органа или в блюзах стиля «ретро»...

Но не будем об этом, мы о другом...

Она, как я уже Вам рассказала, тоже живет в Израиле, час-

то летает в Европу, и не к детям, не к внукам-правнукам, нет-

123

Ирина Цыпина

нет, и не по делам бизнеса, она ведь слишком стара, просто

она ИГРАЕТ... Не в театре, она не актриса... Она играет в КА-

ЗИНО.

Часто она летает с сыном, ему 63 (до 120-ти, как говорят в

Израиле), но на этот раз он не смог, и она одна, что, конечно, не

совсем комфортно.

Самолет продолжало трясти, привязанные ремнями безопас-

ности, мы все покорно надеялись, шепча про себя слова молитв

и выпрашивая у Б-га скорую посадку. А моя соседка, расслаб-

ленно откинувшись на спинку кресла, спокойно и загадочно улы-

баясь, вдруг, нечаянно и спонтанно выплеснула на меня, свою

случайную попутчицу, самое сокровенное и роковое, тайное и

никогда не проговариваемое вслух ...

Она родилась в Австрии в еврейской семье польских эмиг-

рантов. В 36-ом их выслали из-за отсутствия каких-то докумен-

тов, потом они бежали в Западную Украину, но не надолго... И

там их догнала война.

После того, как немцы увели всех из ее семьи в гетто, она

пряталась в подвале местного полицая, обшивая его жену, ху-

торскую девчонку-модницу, нарядами невиданной красоты.

Всю оккупацию она провела в подвале; была вся синей от

авитаминоза и отсутствия кислорода, но суждено было выжить...

А всегда пьяный деревенский «Шиндлер» оказался праведни-

ком перед Б-гом и юной еврейской женщиной, судьба которой

так близко, так страшно по касательной прошла мимо газовых