Бегство из сумерек

Это стало очевидно и для него, как только он совершил подъем на эту гору. И это стало ему наградой. Ни особого дара ясновидения, ни ощущения какого-то экстаза — ничего не было, но в то же самое время он дал сам себе неизмеримо больше: безграничный покой бытия…

Тишину нарушил резкий, раздраженный голос Нильссона:

— Готов поклясться, она должна была подняться сюда. Может, мы опоздали, и она уже спустилась вниз?

Теперь Хольнер вспомнил о том, что видел мельком на леднике.

— Я что-то там видел, — сказал он. — На леднике. Кажется, человеческую фигуру.

— Что?! Почему же ты ничего не сказал?

— Тогда я этого не понял.

— Она была жива? Подумай, как это важно — если она жива, мы сможем опять возродить человечество. Что с тобой, Хольнер? Чокнулся, что ли? Она была жива?

— Возможно… я не знаю.

— Не знаешь! — Нильссон недоверчиво фыркнул и повернул назад.

Хольнер бесстрастно отметил, что тот наверняка убьется, если будет вести себя так опрометчиво.

Потом он отвернулся и сосредоточился на созерцании далеких озер и деревьев внизу.

Он лежал на вершине горы, неподвижно, почти не моргая, упиваясь окружающим видом и ощущением собственной с горой неразрывности. Казалось, он стал просто ее частью.

Через некоторое время жуткий вопль потряс пространство, но тут же стих, поглощенный вечной тишиной.

Хольнер его не услышал.