Бегство к себе. Жизнь подростка (сборник)

В начале десятого класса я заболела желтухой и месяц пролежала в больнице. Вышла я оттуда в начале ноября и на следующий же день отправилась погулять в лес, который начинался почти от нашего подъезда. Там у меня были свои тропинки и укромные уголки. Земля была припорошена первым снегом, морозный воздух после больницы казался особенно чистым. Я развела небольшой костер и сидела возле него, наслаждаясь тишиной. Неожиданно из кустов вышли пятеро ребят. Это были незнакомые мне подростки лет пятнадцати-шестнадцати, в руках у одного из них была фляжка с алкоголем. Видно было, что они слегка навеселе. Завидев костер, они направились в мою сторону, приняв меня за парня и, судя по их репликам, намереваясь побить (я была в шапке-ушанке, куртке и резиновых сапогах). Подойдя ближе, они разглядели, что я не парень, и у них возникли другие идеи. Я встала и быстрым шагом пошла прочь, они за мной погнались. Я побежала. После месяца, проведенного в больнице, сил бежать было немного, поэтому они быстро меня догнали и вчетвером стали пытаться повалить. Один стоял «на стреме» и было видно, что он не очень хочет участвовать во всем этом.

Занятия самбо развили у меня довольно хорошую устойчивость, и им долго не удавалось свалить меня с ног. Кроме того, видимо, сработал инстинкт самосохранения, и я поняла, что драться с ними нельзя, так как они меня забьют. Поэтому я просто молча сопротивлялась, пытаясь удержаться на ногах. В конце концов они меня повалили, и я оказалась в позе, называемой партер – стоящей на коленях и локтях. Это одна из наиболее устойчивых в борьбе поз, и нужно знать определенный прием, чтобы из нее человека перевернуть. Ребята возились вокруг меня, отпуская грязные реплики, разорвали мне куртку и брюки, но сделать ничего не могли. В какой-то момент из леса вышла женщина с ребенком, и парень, стоявший на стреме, что-то крикнул. Ребята убежали. Я побрела домой. Все внутри дрожало, болели отмороженные пальцы, к горлу подступали слезы. Придя домой, я завалилась на кровать и разрыдалась. Мама с Алешей, увидев мой разодранный вид, перепугались, всполошились и стали расспрашивать, что случилось. Я рассказала. Они позвонили в милицию, дав описание, имена и прозвища, которыми ребята друг друга называли. Оказалось, что четверо из них стояли на учете в милиции. Их сразу всех взяли, так как они к этому времени уже сидели по домам.

Потом было следствие, унизительные для меня дачи показаний и очные ставки, слезные просьбы матерей не пускать дело в ход. Я впала в депрессию, мир померк. Такого унижения я еще никогда не испытывала. Моя вера в мужскую дружбу и благородство безнадежно рухнула. Я не понимала, как такое могло со мной случиться. Потом депрессия перешла в злобу и жажду мести. Ребята эти были не из нашего микрорайона, поэтому мы друг друга не знали. Я стала ходить в тот район в надежде встретить их поодиночке и побить. Помню, у меня даже был свинцовый кастет. Отомстили за меня ребята из нашего двора, побив основного заводилу.

Вообще в течение всех школьных лет у меня было чувство «не от мира сего», что я как-то не до конца вписываюсь в окружающую обстановку. Я мало участвовала в школьных мероприятиях, избежала принятия в комсомол, мне были неинтересны сплетни и группировки, я была больше сама по себе. Была у меня в старших классах только одна подруга – Ольга, с которой у нас ощущалось некоторое родство душ. Мы сидели с ней на задней парте, и она часто рисовала карандашом лошадей в разных красивых позах – с выгнутыми шеями, развевающимися гривами и хвостами. Мы так увлекались, что совершенно забывали про урок, и нас в наказание пересаживали на некоторое время на первую парту. Весной было невмоготу сидеть в душном классе, и я часто сбегала с уроков и уходила в лес, который начинался прямо за забором школы. Там я бродила по своим заветным тропинкам (Битцевский лесопарк тогда еще совсем не был исхожен), смотрела, где что распускается, слушала птиц. Внутри возникало необъяснимое томление по чему-то неизведанному и еще не реализованному.

Дома у меня была своя комната, наполненная разными интересными вещами – костями, черепами, рогами, перьями, корягами. На полу лежала большая медвежья шкура – один из охотничьих трофеев отца. В медвежий череп я вставила лампочку, и получился ночник. Когда к нам приезжала в гости сестра, она накрывала на ночь ночник платком, говоря, что не может спать в одной комнате со светящимся черепом. Жили у меня разные птицы: чижики, снегири, зяблик, синицы. Был аквариум с рыбами и террариум с песчаным удавчиком. Мама относилась к моей бурной жизни довольно спокойно или просто не подавала виду…

Только теперь, сама став мамой двум сыновьям и двум дочерям, я понимаю, сколько волнений пережила мама, наблюдая мою бурную подростковую жизнь и участвуя в ней. При этом она старалась не ограничивать и не подавлять мою свободу, давая мне возможность самой проходить определенные жизненные уроки, приобретать опыт и развивать самостоятельность. Но я всегда знала: что бы ни случилось, у меня есть поддержка и надежный тыл, мне доверяют и в меня верят. И в трудных ситуациях это знание придавало мне смелости, силы и уверенности в себе.