Бегство от Франка

Я внушила себе, что должна оценивать наши отношения, исходя из его и моей потребности в нежности. Я часто пользовалась этим словом, посмотрев фильм «Время для нежности». Пользовалась как ребенок, который повторяет новые слова, не совсем понимая их смысл. Я обнаружила, что многие пользуются этим словом, когда речь заходит о серьезных отношениях.

Однажды я под видом покупательницы зашла в антикварный магазин Франка. Мне просто захотелось его увидеть. Там я услышала, как одна покупательница говорила ему:

— Я испытываю такую нежность к моим маленьким мейсенским статуэткам. Вы меня понимаете?

— Очень хорошо понимаю, — галантно ответил Франк, заворачивая фигурку пастуха в несколько слоев шелковистой бумаги, при этом он незаметно бросил на меня предупреждающий взгляд.

Когда она ушла, он запер магазин и дал мне то, за чем я, по его мнению, явилась.

В Дворцовом парке благоухала отмеренное ей время сирень. Потом она отцвела. Я весь июнь следила за усердием и нерадивостью работников парка. Способность уток ходить строем вокруг пруда в парке стала вроде приметы для меланхолии одиноких дам.

Все будни я упорно записывала на компьютере свои слова. Моя настойчивость удивляла меня самое. Но когда выяснилось, что Франк собирается отдыхать с семьей большую часть июля, я остановилась, как старые стенные часы, которые забыли завести. Идея Фриды ввести Франка в роман, чтобы он постоянно был со мной, не сработала. Я больше не снимала покрывала с компьютера.

Перед отъездом Франк пришел ко мне с вином и всякими вкусными вещами. Шел дождь. Он был не в духе, хотя я оставила свои упреки, рассудив, что из-за них я потеряю то малое, что у меня еще есть.

Прошло много времени с тех пор, как было произнесено слово развод. Иногда на Франка больше действовало мое молчание, чем слова. Он чуял невысказанное, скрытое, как собака, обученная искать наркотики. Сначала это выражалось в движениях. В беспокойном метании и кружении по комнате. Потом он начинал систематически обследовать все уголки моего тела, пока я не взрывалась. Нет, он не заводил глубокомысленных разговоров. И, тем более, не начинал тявкать. Скорее принюхивался, метя свою территорию с помощью лаконичных слов.

— Я все-таки это сделаю, — неожиданно сказал он.

— Что сделаешь?

— Разведусь. Как только смогу. Сперва мне надо, чтобы фирма встала на ноги.

Так же как и во время последнего разговора, он стоял и одевался. Лучше всего я знала о Франке то, как он одевается. Как тщательно застегивает ремень. Небрежно натягивает носки. Сосредоточенно застегивает пуговки на рубашке. Все до последней. После брюк и носков.

— Ты хочешь, чтобы ваши с ней отношения зависели от твоей фирмы? — спросила я, и это была тактическая ошибка с моей стороны.

— Не говори глупостей! — Он не скрывал, что я его обидела. Было ясно, что на сей раз он не станет уклоняться от ссоры, поэтому я промолчала.

Мужчинам, с которыми я была близка, не нравилось, что я избегала ссор. Один даже назвал это «трусливым отступлением из зоны военных действий». Он занимал высокий пост в министерстве обороны и служил на Ближнем Востоке. Но меня он не понимал, и данная им мне характеристика была несправедлива. Дело в том, что я не могу говорить, когда мне страшно. Я просто теряю дар речи. Но я никогда никому не признавалась в этом. А ожидать, что люди умеют читать чужие мысли, было бы глупо.

— Мне очень жаль, — сказал Франк, когда мы поели, — но я должен ехать домой, к детям. У Аннемур сегодня встреча с подругами.

Франк мало говорил о своей семье, но иногда он вспоминал о ней. Обычно, если ему требовался предлог, чтобы уйти от меня. По крайней мере, я толковала это так.

— Я обещал… Ты понимаешь…

И я понимала. Конечно, понимала. Мне оставалось упрекать только себя за связь с женатым человеком. Особенно, когда он ссылался на то, что ему надо домой к детям. О ней я почти не думала. Франк редко говорил о жене. Ее имя, Аннемур, в его устах звучало глупо, словно она была кукла или маленькая девочка. Я презирала его жену, не зная ее. Ведь это к ней он шел, когда возвращался домой. Если подумать, ревность — самое глупое чувство, она ни к чему не приводит. Даже интересно, почему столько взрослых людей, включая меня самое, тратят на нее такую большую часть своей жизни. Нужно обуздывать собственную психику и хотя бы относиться к ревности с юмором. Но это было бы неестественно.

Когда Франк ушел, стены стали неприятно сжиматься вокруг меня. Я надела некрасивые туфли без каблуков и пошла во Фрогнерпарк. Дождь только что перестал, и небо было почти чистое. Монолит Вигеланна[11], как обычно, казался смазанным жиром, и даже больше обычного. Но фонтан и розы тянулись вверх, к нежаркому вечернему солнцу.

Пока я, прищурившись, смотрела на танцующие под деревьями тени, рядом со мной возникла Фрида. Я была не против ее общества. Сначала мы шли молча. Наконец, она сказала:

— Сними себе комнату у моря!

— Где? В каком-нибудь пансионате для нежеланных старых детей?

— Выше нос! Позвони в «Береговой Отель» в Февике, например.

— Почему именно туда?