Бегство от Франка

Я промолчала. Хотя иногда молчать так же трудно, как находить нужные слова.

Я закрыла книгу, которую читала, — биографию Марселя Пруста. Я читала ее только потому, что у меня ушло несколько лет на то, чтобы прочитать «В поисках утраченного времени».

— В развитии своей личности ты должна преуспеть так же, как Сван. Только тогда ты отойдешь от Франка на нужное расстояние, — сказала Фрида.

— Что ты имеешь в виду?

— Свану понадобилось много лет, чтобы отделаться от своей воображаемой любви. До него наконец дошло, что он потратил годы жизни и даже был готов умереть ради женщины, к которой не испытывал никакой привязанности. Она не его тип. И тем не менее, он из лояльности заставлял себя делать вид, будто любит ее. Он даже испытал боль, когда она не ответила взаимностью на эту воображаемую любовь.

— Не надо так говорить, — шепотом попросила я.

— Сван освободился от этого чувства. И успокоился, поняв, что ведет себя глупо. Он вышел из этого душевного процесса и выздоровел. Тот Франк, которого ты себе придумала, не имеет ничего общего с настоящим Франком. Ты, слой за слоем, наложила на него свои ожидания. А теперь внушила себе, будто он тебя преследует. Хотя тебе ничего неизвестно о его намерениях. Ты просто придумала его себе, но придумала слишком поверхностно. Ты чересчур эгоцентрична, чтобы дать себе труд по-настоящему его узнать.

— Он в Осло, а я здесь.

— Жена Франка могла бы навести тебя на след. Она знает Франка со всех сторон.

— Знаешь что, хватит! — как можно строже сказала я.

— Ладно! Продолжай упражняться в мелочах, и без всяких там характеристик. Я была бы не против, если бы ты отказалась от Франка, так же как Сван отказался от той женщины. Жаль только, что мы потратили много усилий на то, чтобы ввести его в рукопись. Настоящие романтические персонажи никогда не сдаются! Если только ты их не убьешь. Если ты отодвинешь его в сторону или в дальнейшем откажешься упоминать о нем, он все равно будет вставать между тобой и следующим персонажем, о котором ты станешь писать!

Я начала собирать вещи в сумку. Переложила купальник в другое отделение, сунула книгу в боковой карман и задернула молнию.

— Помнишь, последний том Пруста, которым он завершает весь цикл? — послышался Фридин голос. — Помнишь, как он споткнулся на мостовой Парижа, направляясь на прием, на который не хотел идти? Как он, удержав равновесие, вспомнил, что однажды споткнулся на двух неровных мраморных плитках в баптистерии собора Святого Марка? Там он, споткнувшись, тоже удержал равновесие. И в Париже, много лет спустя, он обнаружил, как важна память о таких вещах. Это помогло ему постичь действительность литературы. Тайна — это не случай сам по себе, но узнавание момента и использование его для того, чтобы построить на нем целый мир. Или узнавание отдельных фрагментов, словно это фрагменты сна. Мы используем их, не сразу понимая их суть.

Я задумалась и потому не ответила.

Пожилой человек с волосами, завязанными конским хвостом, лежал в бассейне на ярко-зеленом пластмассовом матрасе, который тащил санитар. Он был похож на ребенка, которого купает мама. На его лице было написано удовольствие и блаженство. Так начинаем мы все, подумала я. Сперва мы покоимся в воде, надежно защищенные животом матери. Там начиналась жизнь всех нас. В том числе и моя. Может быть, там я была даже ближе к собственной жизни. Там, внутри. В бассейне моей неведомой матери.

Я закрыла глаза и слушала гул очистного сооружения и негромкий плеск, с которым тела рассекали поверхность воды. Когда волны достигали краев бассейна и переливались через них, плеск становился отчетливее. Я представила себе кровеносную систему своей матери. Спокойные, пульсирующие толчки. Меня окружала и хранила эта сложная сеть. Я плавала в материнской среде. Когда-то это была моя действительность, хотя никто, даже я сама, ее не видел.

Мы проехали, сколько могли, и припарковали машину на стоянке на берегу, там мы обнаружили, что паром недавно ушел. Но агенты пароходиков-такси были тут как тут. В грубоватой и в то же время льстивой форме они предложили нам свои услуги за круглую сумму. Мы стали для них легкой добычей, потому что не хотели тратить время на ожидание.

Венеция приближалась к нам, она была непохожа на все свои фотографии, и все-таки я узнала ее. Все оттенки терракотово-красного и охристого, белые фасады и зеленые ставни на окнах.

Нас высадили на берег возле паромной переправы на площади Святого Марка, которую словно вымостили живыми голубями. Мы с трудом пробрались через них. В последний момент они слегка взлетели, и мне показалось, будто кто-то на небесах трясет перьевую перину.