Бегство от Франка

Девочка сидит на ящике перед ветхим хлевом. Она вырезает картинки из старого иллюстрированного журнала. Она выбрала фотографию красивой женщины, сидящей на качелях между двух вазонов с цветами. Девочка вырезает медленно, чтобы края получились ровные. Некоторое время она держит картинку в руке и любуется ею. Потом засовывает все четыре угла в бумажные петли, промазанные с обратной стороны клеем. Подержав картинку еще немного, она осторожно лижет клей на петельках и приклеивает картинку на чистую страницу в блокноте. Никто не знает, что она взяла этот блокнот из школьного шкафа, когда была дежурной. У блокнота желтоватые плотные страницы. Она рассматривает картинку, склонив голову на бок, и чувствует, как улыбка растягивает ей уголки губ. Потом хватает ручку с плакатным пером и макает его в чернильницу, которую поставила перед собой на плоский камень. И выводит четкими буквами с наклоном в левую сторону: «Мама сидит и смотрит, как я читаю». Бумага не предназначена для чернил. Контуры букв расползаются по краям. Девочка вздыхает и откладывает перо. Потом достает из пожелтевшего конверта несколько вырезанных картинок и раскладывает их на траве. На одной изображен улыбающийся мужчина с трубкой. Он стоит, прислонившись к стене, и держит за руку маленького мальчика. Вклеив в блокнот и эту картинку, она пишет карандашом: «Папа держит за руку братика Франка и смотрит, как я катаюсь на велосипеде». Буквы в слове «Франк» она разрисовывает цветными карандашами. Рисует крохотные цветочки, звездочки и сердечки. Над этими двумя картинками она приклеивает еще одну, цветную, на которой изображен белый дом в саду. Внизу с краю видна часть аллеи. Колонны держат крышу над широким крыльцом. По стенам ползут красные вьющиеся розы. Из открытого окна второго этажа высунулась девочка и машет кому-то рукой. Под этой картинкой она пишет: «Я из своей комнаты машу своим родителям». Некоторое время девочка сидит и разглядывает картинки, потом собирает вещи, кладет их в потертый коричневый ранец с крепким замком и еще одним — висячим, — замком, болтающимся на дужке.

Второго мая я заняла свое место на шестой палубе Кильского парома, и «Принцесса Рагнхильд» отошла от Норвежской набережной в Киле. Вскоре город остался у меня за спиной. Справа виднелся заросший лесом мыс с домами знати времен былого величия. И конечно, причал для парусных судов. Слева раскинулся город, и он был вовсе не так безобразен, как можно было подумать, глядя на него из порта с подъемными кранами, которые, как хищные птицы, нависли над пакгаузами и черными судами.

С правого борта шесть человек гребли, точно спасая свою жизнь, в узкой шлюпке, летящей по серой, без блеска воде. Казалось, что у них есть только верхняя часть торса — плечи, руки и головы. При выходе из порта был виден маяк и слабая полоска света на горизонте. Палуба была синяя с белыми и серыми пятнами и медным судовым колоколом. Несколько человек исчезли, как только выполнили свою обычную работу. Могучие блестящие якорные цепи затихли.

Корпус судна дрожал. Мы скользили вперед и правым бортом едва не задели навигационный знак с красным фонарем. На фоне неба вырисовывалась статуя, похожая на силосную башню. Вдали виднелись песчаные берега в зеленоватой дымке. Через несколько минут небо очистилось. Горизонт превратился в молочную полосу. Покрытый лесом мыс с левого борта напоминал щеку великана с двухдневной щетиной. Он лежал, окунув голову в море, ноги были вытянуты на берегу, а посередине покоилось его большое немецкое пивное брюхо.

В 18.10 я хотела посмотреть, как мы будем проходить под мостом через Большой Бельт. Вместо этого я сидела в ресторане a-la-carte, и мне была видна лишь маленькая частица моря.

В 18.20 мост все-таки возник впереди. Самый большой мост в Европе, восемнадцать километров в длину, между Зеландией и Фюном. Я возвращалась и тосковала по всем мостам, которых уже никогда не увижу.

А вечером какая-то женщина с волосами, как у Аннунген, и с невероятно большим задом, танцевала свинг с шофером трейлера. Они явно не были знакомы, но он обратил на нее внимание и одобрил ее. Шофер обладал замечательной способностью к маневрированию: «You are so wonderfull tonight»[36]. На музыкантах были клетчатые, как у арлекина, рубашки, волосы у них были длинные, такие носили в семидесятых годах. Когда пронзительный женский голос объявил, что шоу начнется сейчас и продлится двадцать минут, женщине и шоферу пришлось оторваться друг от друга. Но она не отказалась, когда он пригласил ее к своему столу выпить по рюмочке.

Я встала, взяла в каюте куртку и вышла на палубу.