Бегство со Светлого берега

Лоу-Литвинова А.В. Бегство со Светлого берега

Предисловие

Хотелось бы, чтобы издание книги, которую держит в руках читатель, было первым шагом на пути возвращения русского писателя в русскую литературу.

Такое пожелание может показаться парадоксальным. Этот сборник рассказов переведен с английского, а для их автора — Айви Лоу-Литвиновой — английский язык был не просто родным языком, нет, гораздо более, он был ее прибежищем в той ситуации, которую ее биограф Дж. Карсуэлл назвал коротким словом Exile. Так он озаглавил ее жизнеописание, и именно тем, что означает это емкое слово (то есть Изгнание или Ссылка — и что из этого легче?), было для А.Л. ее долгое пребывание в советской стране. Ей она всегда оставалась чуждой, и эта чуждость, отстраненность не может остаться незамеченной в книге.

А все могло сложиться по-иному. Уже к двадцати пяти годам А.Л., выросшая в средней британской семье, была автором двух романов — Growing Pains[1] (1913) и The Questing Beast[2] (1915). Британская литература во все времена была богата женскими именами. Вспомнить ли чудных писательниц XIX века — Джейн Остин, чьи, казалось бы, старомодные романы пользуются столь нежданной популярностью в наше время; Мэри Шелли, давшую жизнь Франкенштейну; так непохожих друг на друга сестер Бронте… А устремившись — вместе с А.Л. — в более отдаленное прошлое, мы увидим, как она (или ее героиня) работает над книгой под названием Двадцать девять женских имен в литературе (рассказ «Прощание с дачей»). Возвращаясь в более близкое время, мы не можем не вспомнить Вирджинию Вулф на грани XIX и XX веков, и в еще более близкое время Верил Бейнбридж, Фэй Уэлдон и Ребекку Уэст. К этой когорте могла бы принадлежать и А.Л., если бы… если бы не случилась встреча, перевернувшая ее жизнь, встреча, после которой говорят «…и для любви хочу пожертвовать судьбою»[3].

Встреча была с русским революционером Максимом Литвиновым, чье имя она вскоре стала носить. И в 1918 году, с двумя детьми на руках, она отправилась вслед за ним в эту дальнюю страну, объятую безумием революции. Шок, видимо, был силен, настолько силен, что вызвал многолетнюю немоту — не физическую, а писательскую. Для писателя, впрочем, иметь изо дня в день перед глазами белый лист, на котором не появляется ни строчки, ни буквы, — пытка, может быть, худшая, чем невозможность произнести слово…

Последовавшее исцеление можно назвать анекдотическим. В 1924 году, после смерти В.Ленина, советское правительство пригласило в Москву немецкого профессора Фохта для исследования мозга покойного (что они там надеялись отыскать?[4]). Фохт поселился в том же здании на Софийской набережной, что и семья Литвиновых (впоследствии дом этот долгие годы занимало британское посольство — сколько совпадений!). Разговорившись с профессором, А.Л. рассказала ему о своих бедах, а тот предложил помочь делу… сеансом гипноза!

И гипноз помог! А.Л. взялась за перо и написала первый русский детективный роман His Masters Voice («Голос его хозяина»), выпущенный в Англии издательством Heinemann в 1930 году. И в эти же примерно годы на родине А.Л. рождается из-под пера одной молодой писательницы образ великого детектива Эркюля Пуаро, так что мы могли бы поставить А.Л. еще в один ряд — вместе с Агатой Кристи, Нгайо Марш, Ф.Д. Джеймс. Но «Голос» остался единственным опытом А.Л. в этом жанре. Будем надеяться, что и этот роман в свое время дойдет до российского читателя. Современному любителю детективов, привыкшему к острым поворотам сюжета и в дурном смысле слова «психологизму», роман А.Л. может показаться пресным. Что ж, в этом, может быть, его прелесть, как и в описании давно исчезнувшего быта Москвы двадцатых годов XX века.

Все же одного сеанса проф. Фохта явно не хватило: новых книг А.Л. писать не стала. Она много переводила на английский язык — Чехова, Достоевского, Тургенева, она писала учебники, составляла словари (ее Русско-английский словарь лежит сейчас передо мной — восьмое издание, вышедшее в свет в 1989 году; может быть, были и позднейшие).

Человека со сколько-нибудь сложной судьбой рано или поздно одолевает соблазн подвести некоторый итог в форме автобиографии. Этого соблазна не избежала и А.Л., но сделала она это очень по-своему. Короткие заметки на разные темы, множество записей, наговоренных на магнитофонную ленту[5], легли в основу того, что она назвала изобретенным ею словом Sorterbiography (а по любви к словам и игре ими А.Л. не уступала другому русско-английскому и англо-русскому писателю, нашему соотечественнику Владимиру Набокову — их судьбы словно отразили друг друга в зеркале, хотя, быть может, и с неровной поверхностью).