Бегство в Египет

Я стоял, опершись ладонями о перила, ждал, когда же он нас отпустит. Перила были скользкие и холодные, ладони были потные и горячие.

Ждал — ну и дождался. Ладонь моя поскользила вниз, вторая, не удержавшись, — тоже, и я ухнул вперед затылком, опираясь на деревянный рельс. Хорошо — ноги успели сделать в воздухе поворот, и я, с трудом вскочив на перила, оседлал их, словно дикого коня прерий.

Штаны плавились и горели; ветер плевал в лицо; на поворотах меня заносило вбок, и стремительная сила инерции норовила швырнуть в окно. Уж не знаю, как я удерживался в седле, наверное, есть на свете какой-нибудь пионерский бог, с которым не очень-то любят связываться законы физики.

Четвертый этаж, третий, второй — подо мной уже была пустота. Я летел, подхваченный смертью, в холодные лапы вечности.

Удар — в глазах потемнело, лишь одна печальная звездочка сияла мне из пустой глубины.

Я смеялся, я был ей рад, я читал ее простые слова. И вдруг понял, что-то в этих словах не то, над воротами в рай таких слов обычно не пишут.

«30 лет на страже счастливого детства». Звездочка была круглая, как медаль. И пустота, в которой она висела, была прикрыта черной пиджачной диагональю, застегнутой на блестящие пуговицы.

— А вас, Филиппов, — сказал директор веселым апостольским тенорком, — завтра, когда пойдете на чемоданную фабрику, я назначаю старшим.

15

Женька как в воду канул. Битый час я прождал его на ступеньках школы, но он почему-то не выходил. Правда, Капитонов сказал, что видел его с директором, но это он, по-моему, врал — с директором был я, а не Женька, это я помню точно.

А Женька стоял тем временем в коридоре и красил серым костюмчиком тоску зеленую стен. Напротив, держась за пуговицу, стоял директор Василий Васильевич. Капитонов был по-своему прав.

Коридор был пуст и уныл, как всегда, когда уходит вторая смена. Где-то в классах тоненько пела нянечка и подыгрывала себе на швабре.

Василий Васильевич молча поглядывал на часы — он поглядывал на них уже минут двадцать, а Женька все эти двадцать минут стоял пригвожденный к стенке печальным взглядом директора.

— Ага. — Василий Васильевич щелкнул пальцем по циферблату. — Как родители? Живы-здоровы? А вообще — как? Ладно, это потом. Идемте.

Они пошли под тихую мелодию швабры: первым — Василий Васильевич, за ним — Женька, думая тревожную думу.

Они миновали учительскую и не зашли — странно.

Прошли мимо двери кабинета директора — Василий Васильевич на дверь даже не посмотрел.

Подошли к тумбе в конце коридора — с тумбы с кумачевой подстилки добрыми гипсовыми глазами смотрел на них дедушка Ленин.

Директор обошел тумбу и пальцем поманил Женьку.

Сначала Женька ничего не заметил, потом разглядел на бледно-зеленой стене незаметный прямоугольник двери.

— Слышал, вы играете на баяне? Дело нужное, развивает пальцы руки.

Женька спорить не стал. На баяне, так на баяне. Куда же все-таки он меня ведет?

Руки Василия Васильевича покоряли недра карманов — это он искал ключ.

— Да…— Лицо его сморщилось. — Музыка…— Ключ не подавал голос. — Музыка, чтоб его. Был же, точно помню, что был. Брякал еще. — По морщинам, как по ступенькам лесенки, побежали паучки пота. Он давил их на губе языком, потому что были заняты руки. — Вам мой ключик не попадался? Был же, брякал же, я же помню…

Нет, Женьке ключик не попадался.

Одно плечо директора опустилось чуть не до пола, другое поднялось, как качели, сам он перекосился, но лицо почему-то сделалось радостным и спокойным.

— Дырка! Самая натуральная дырка! Ну-ка, ну-ка? Дырка и есть. — Он вытащил из карманов руки и хлопнул ладонями по коленям. — И что мне теперь, молодой человек, прикажете с вами делать? Ключ-то — того, потерялся ключик.

Василий Васильевич, чтобы Женька не сомневался, вывернул наружу карман и потряс перед учеником прорехой.

— А моя-то — я ж ей целый год говорил, моей-то. Зашила б, говорю. Потеряется, говорю, ключ-то. Женщины…

Внезапно он замолчал; рука его потянулась к незаметному дверному квадрату. Там из замочной скважинки торчал злополучный ключ.

— Нашелся. — Василий Васильевич нежно подергал пропажу за блестящее ушко. — Живой.

Директор отворил дверь. За дверью было темно.

— Прошу, — обернулся он, приглашая. — Осторожнее, здесь порог. — Он кивнул подбородком вниз.

Послышался деревянный стук; это его голова ударилась от кивка о притолоку. Василий Васильевич повернулся, чтобы оценить вмятину, по плечи ушел за дверь, забыл про порог, шагнул — и ухнул в темный проем.

Раздался грохот; темнота выстрелила сорок пятым калибром полуботинок жертвы собственной осторожности; уворачиваясь от ребристых подошв, Женька сделал рывок спиной и с силой врезался в тумбу. Гипсовая голова Ильича, потеряв единственную опору, прочертила в воздухе завиток и упала на Женьку сверху.

— Что же вы не идете — идите. — Из проема протянулась синяя от чернил рука и выдернула Женьку из-под обломков. — Так, минуточку. Где-то у нас был выключатель. — По привычке Василий Васильевич начал шарить в карманах брюк.