Бегство в Египет. Петербургские повести

Скелетообразный фашист гыгыкнул. Герой-любовник элегантно захохотал, прикрыв рот ладошкой в татуировке. Застенчивый упырёк улыбнулся, стащил со стола баранок, покрутил его для вида на пальце и, не жуя, уложил в живот. Хмырь с перебинтованным кулаком сдержанно пожевал челюстью. Желеобразный человек-блин задрожал своими восемнадцатью подбородками. Бабка Голубая Шапка забулькала недопитым чаем и зажамкала недожёванными баранками.

Скоро все успокоились. Эстрадная халтурщица, погасив улыбку, уселась на горбатую лавку, закинула ногу на ногу и вытащила из лифчика вместе с титькой длинную сигарету с фильтром. Хмырь, как истинный джентльмен, тут же угостил её огоньком от импортной зажигалки «Ронсон». «Мерси», – сказала ему халтурщица и томно почесала под мышкой. В избушке запахло потом. Со стороны поглядеть – просто идиллическая картинка, а не надругательство над свободой личности.

– Вставай, папашка, пойдём. Кончилось твоё время. – Двугорбая похлопала Андрея Т. по плечу. Тот продолжал сидеть, тупо глядя в серебро самовара. Она вздохнула и железным сточенным ногтем поскребла глаз-катафот. – Папаша, ты что, не понял? Вставай, говорю, идём. Круглая Печать ждёт.

– Может, щей на дорожку? – услужливо предложила Бабка Голубая Шапка. – Или огурчиков малосольных?

– Кто любит кислое да солёное, а кто красное да креплёное, – ответила ей двугорбая ведьма, поманила пальцем фашиста и кивнула на сидящего пленника. – Объясни, папаша не понимает.

Фашист осклабился и закатал рукава.

– Во зинт ди вафн? – сказал он, низко наклонившись к Андрею Т.

– «Где прячешь оружие?» – Бабка Голубая Шапка вызвалась в добровольные переводчицы.

Андрей Т. молчал.

– Во зинт минэн фэрлэкт? – Фашист потёр кулак о кулак.

Андрей Т. поморщился. От фашиста пахло давно не стиранными носками.

– «Где заложены мины?» – перевела Бабка.

– Гипт эс панцэр? – Кулак фашиста запрыгал возле лица Андрея.

– «Есть ли танки?»

Андрей Т. отвернул лицо.

– Не колется, – доложил фашист и вопросительно посмотрел на ведьму. – Разрешите приступить к пыткам?

– Спокойно, без рукоприкладства! – Дверь хлопнула. На пороге стоял Базильо. С гаванскою цыгарой во рту и в серой ковбойской шляпе, он выглядел как народный мститель из какого-нибудь голливудского синема́. – Совсем с ума посходили? Время – деньги! Печать не ждёт! А вы тут цирк с допросом устраиваете.

Он подошёл к Андрею и пристально посмотрел на него.

– Пойдёмте, молодой человек, – сказал он, попыхивая цыгарой.

Андрей Т. поднялся. В зелёном глазу кота дрожала искорка смеха.

Компания двугорбой засуетилась. Хмырь с фашистом взяли Андрея Т. под руки и вывели за порог. Следом вышли ведьма и кот Базильо. Остальная шатия-братия громко переругивалась в дверях – никто не желал уступать другому дорогу.

Дойдя до паутинки-тропинки, что тянулась вдоль подвальной реки, Базильо и двугорбая ведьма остановились.

– Налево, – сказал Базильо, указывая цыгарой вбок.

– Направо, кабинет там. – Ведьма показала направо и задви́гала своими горбами.

– Направо – долго, не успеем, есть путь короче, – жёстко сказал ей кот и выпустил изо рта огромное колесо дыма. 

Глава 13, последняя

До полуночи оставались минуты, когда кот, горбатая и её команда, пройдя бесконечными лестницами, коридорами, подвалами, чердаками, помещениями для мётел и швабр, какими-то «Опилочными» и «Подтирочными», «Вилочными», «Ложечными» и «Бутылочными», отконвоировали покорного пленника к двери с надписью на табличке: «Директор».

Встречал их господин Пахитосов. Он нервно переминался у входа, жевал отклеивающийся ус и то и дело озирался по сторонам.

– Время, время! – Побарабанив по наручным часам, он зыркнул глазом на подконвойного и вытащил из кармана ключ. – Битый час здесь торчу, а вы прохлаждаетесь неизвестно где. Можно подумать, мне больше всех надо.

– А то нет! – сказала ему двугорбая и выдавила едкий смешок. – Ладно уж, отпирай, мудрило. Мы тоже не на каруселях катались.

Пахитосов с третьей попытки попал ключом в замочную скважину. Молча, по одному, крадучись, вся компания ступила в приёмную. Здесь царили тени и полумрак. От голубоватого плафона над дверью разливался холодный свет. Лица всех были серые и землистые, как у старых, пожухлых трупов.

Пахитосов притворил дверь и довольно посмотрел на горбатую:

– Сначала как договаривались. Десять тонн баксов мне, десять – Базильо. Правильно? – Он подмигнул коту.

– Без базара, – сказала ведьма и шепнула что-то фашисту на́ ухо.

Фашист вытащил огромный бумажник и, не глядя, выдавил из него две пачки очень зелёных. Одну протянул Пахитосову, другую, позеленее, – Базильо.

Пахитосов подозрительно посмотрел на пачку и взвесил долларьё на ладони; ноздри его раздулись, глаза превратились в щёлки, слезящиеся красным огнём.

– Значит, говоришь, без базара? – Голос его булькал от гнева. – За фраера меня держишь, старая? Тонну впендюриваешь за десять? Нет, я так не подписывался. – Он протянул ей доллары. – Ищите ло́ха где подешевле. Пойдём, Базильо, здесь пахнет угарным газом.

– Это пока аванс, – остановила его старуха. – Остальное, когда обстряпается.