Бегство в никуда

Этого он не знал и даже не старался вспомнить: его это не интересовало. Знакомая уже крыса появилась из темноты и стала обнюхивать все вокруг. Николай достал из кармана оставшийся окорочок и положил его перед крысой. Та деловито обнюхала его и принялась грызть вакуумную упаковку. Бомж смотрел на крысу, и слезы текли по его щекам…

Крыса уже давно все съела и ушла восвояси, а Николай все смотрел и смотрел вверх; небо над ним было закрыто серой мглой. Холодные редкие капли спадали с краев люка.

Он вспомнил ту ночь и то звездное небо в открытом люке…

«И все-таки самое главное в этой жизни – ни от кого и ни от чего не зависеть, вот как те звезды», – подумал он, достал грязную уже и скомканную визитку, вспомнил слова Сергея: «Ну а если что случится, то приходи в другой день», – и… разорвал визитку на мелкие-мелкие части.

«Свобода дороже!» – успела мелькнуть мысль, и, успокоенный, он крепко заснул у теплой трубы теплотрассы.

Ему снились звезды, и он улыбался во сне.

Прошел ноябрь, промчалась и зима с ее вьюгами, холодами и оттепелями, гололедом и слякотью… – уж такова была прошедшая зима. Наступила весна.

Сергей шел по тому самому подземному переходу, и неожиданно в его памяти всплыл Николай: его неуверенная походка с широко расставленными ногами, будто земля под ним качалась; обвисшая одежда, всегда на размер-два больше чем надо; чуть сгорбленная спина, наклоненная вниз; голова со спущенным на лицо капюшоном то ли длинной куртки, то ли плаща, как у монаха; он как будто что-то постоянно искал, в надежде найти то, что другие потеряли, или то, что никому не нужно, кроме него.

«Его не было видно целую зиму, и даже сейчас, весной, когда потеплело и бомжи снова попадались на глаза все чаще и чаще, его одинокая и скорбная фигура нигде не мелькала. Именно после зимы чаще всего исчезают одни примелькавшиеся за теплый сезон опухшие лица и появляются другие. Не зря у них есть поверье: "До травки дожил, значит, доживешь и до первого снега"», – думал про себя Сергей.

Выйдя из подземного перехода, он не пошел к остановке троллейбуса, а повернул налево к маленькому скверику около продуктового магазина. Там на скамейке сидели трое бомжей, молча греясь на солнышке, явно скучая от безденежья.

Сергей подошел к ним и без слов положил на скамейку купюру, которой вполне хватало на покупку бутылки водки. Они сразу же оживились, подвинулись и предложили незнакомцу присесть рядом с ними на скамейку.

– Садись, уважаемый, садись. В ногах правды нет, – предложил тот, что был самый старший из них – или самый спитой, – понять было невозможно. – Чем обязаны?

Сергей объяснил как мог, кто его интересует. Они долго перебирали в памяти тех, кого знали, и кто сейчас где.

– Знаю! – вдруг вскочил тот, что был в красных сильно потертых ботинках. – Он еще, когда при деньгах оказывался, всегда говорил: «Гуляем на все!»

– А! Так это Колька-отшельник. Помните? Он всегда в одиночку бродяжничал, – начал вспоминать «старший». – Через это, можно сказать, и сгинул.

Сергей удивленно посмотрел на «старшего», и тот продолжил:

– Как-то выпили мы сильно – Колька с большими деньгами пришел: раскрутил какого-то очередного «клиента» на попрошайничестве, рассказав ему жалостливую историю своей жизни – в этом он был мастер! А было это в ноябре прошлого года. Говорили ему, чтоб оставался с нами ночевать: мы тогда «теплый угол» нашли. А он ни в какую: не хочу, мол, в куче спать, сам поищу себе место для ночлега. Наутро нашли его замерзшего недалеко от вокзала.

– А фамилию его не знаете? – спросил Сергей.

– Нет. Он и имя-то свое никогда не называл, я по случаю узнал, – ответил старший.

– Ну хоть число-то какое было? Старший поднапрягся и вспомнил:

– Двадцать пятое ноября – верно говорю, в субботу это было. Мы как раз в ту субботу ходили на благотворительный обед: попы кормили, настоящий плов давали, и мяса в нем много было – такое трудно забыть.

В ближайшее воскресенье Сергей поехал на кладбище, где городские власти выделили удаленный участок для захоронения неопознанных. Холмики, холмики и лес табличек. Долго там искал табличку с нужной датой. Нашел. На табличке имен не было – было пять номеров, дата «25 ноября» и год – значит, захоронение общее. С такой датой была только одна могила. Постоял, закурил и подумал: «А ведь только этими словами «пьем на все» ты и запомнился друзьям, точнее, собутыльникам. Иначе не найти бы мне ни за что твоей могилы. И это все, что осталось от тебя в памяти людей?»

Глядя вокруг, Сергей не мог избавиться от ощущения вечного ненастья, грусти и серости – ощущения вечного ноября. Он достал из кармана авторучку, задумался: «Нет, сотрется быстро», – вынул ключ от квартиры, нацарапал на табличке православный крест, а внизу – «Николай». Повернулся и медленно, будто прощаясь, пошел по аллее к выходу из этого скорбного места. Он возвращался в тот мир, где была весна, где светило солнце, где влюблялись и были любимыми.

Уже у ворот кладбища Сергей, ни к кому не обращаясь, спросил: