— Ежели, как вы говорите, судья, обвинитель, обвиняемый и его защитник пьяны, можно совершить очень тяжелые судебные ошибки, — заметил Хэдон.
— Не более, чем когда все трезвы, — резюмировал вождь.
— Но разве справедливо держать два года человека в тюрьме без суда?
— Мы не сажаем обвиняемого в тюрьму до начала празднества, — объяснял Квасин, если он не представляет очевидной угрозы людям. В таком случае мы убиваем его. Если же он сбежит в горы, то сразу признается виновным.
Квасин забрался на помост и приказал звонить в большой бронзовый колокол. Колокол сзывал людей из их маленьких поселений со всего плота.
Когда все собрались, вождь сообщил людям новости об ужасном расколе, который вверг Империю в кровавые события. Поднялся шум, длившийся минут тридцать. Затем вождь восстановил порядок колокольным звоном.
Раненые матросы и беженцы, натертые целительными мазями и перевязанные, плелись самостоятельно, кого-то принесли. Жрица совершала над ними песнопение, и потом они друг за другом проходили сквозь отверстие в камне. Тех, кто не мог сделать этого самостоятельно, протаскивали. После того, как каждый, словно конец нити через угольное ушко, проходил через отверстие, его осматривали два доктора, жрица и жрец, которые ощупывали тела и головы раненых. Потом они подавали знак двум десяткам юношей, стоявшим в ожидании рядом. Те кого-то уводили в ближние хижины для выздоровления, кого-то уносили на носилках в хижину, расположенную подальше, в западной части центрального селения.
Хэдон поинтересовался причиной такого разделения.
— Видите ли вы спирали внутри отверстия в камне? — спросил Квасин. — Это магические знаки, которые воспроизводят потоки, проходящие по всему массиву земли и морям. Они как бы фокусируют, усиливают их. Силовое поле исцеляет, всякий проходящий сквозь него излечивается от всех хворей. А если он здоров, то становится сверхзаряженным потоками доброты.
— Доброты? — переспросил Хэдон.
— Да, — подтвердил вождь. — Быть добрым — значит быть здоровым и наоборот. Человек может быть самим дьяволом, однако казаться отменно здоровым, но на самом деле он не здоров.
— Что будет с теми, кого поместили в ту хижину на западе?
— Они зашли уже слишком далеко, чтобы извлечь пользу от исцеляющего поля в отверстии, — сказал Квасин. — Неисцелимых прикончат ударом по голове специально освященными дубинами — мы не желаем, чтобы их духи обитали на нашем плоту — и потому мы скинем мертвецов в море.
— Но… но они могли бы выжить!
— Нет, никогда, — уверил вождь. — Священники Сьякьогикъо очень чувствуют ауру, которую излучают каменные губы. Они способны ощущать недостаток жизненной силы; они дрожат от холода руки наводящей ужас Сисискен, касающейся плоти несчастного. Это правда, что больной еще какое-то время может жить. Но зачем продлевать боль и страдания? Кроме того, у нас на борту нет лишней пищи. Мы не можем позволить себе кормить всех этих матросов. Поэтому…
Спустя несколько минут приволокли раненых матросов и на головы их обрушили каменные топоры. К месту бойни, громко протестуя, прибежал лейтенант. Вождь махнул рукой — и юноша опустил топор на голову офицера.
— Мы не любим людей, которые вмешиваются в наши традиции, — заключил вождь.
— Я лично всегда считал, что гость должен уважать обычаи народа, среди которого он оказался, — сказал Хэдон. Но едва он обернулся, его начало мутить. Позднее он убеждал себя, что убийство офицера было наилучшим исходом. Отныне он не сможет донести, что давно разыскиваемый Хэдон из Опара и Ведьма с Моря были в Ветне.
Эта мысль заставила Хэдона задуматься о судьбе матросов, которых пощадили. Он спросил о них Квасина.
— Их допросят, — объяснил вождь. — Тем, кто оставался верен Кхо, но вынужден был скрывать свои истинные чувства, будучи на службе Минрута, позволят сойти, когда мы подойдем к берегу. Тех же, кто станет возносить Пламенеющего Бога выше его истинного места, кто осмелится унижать Белую Богиню, Матерь Всех, не окажется с нами, когда мы увидим берега Ветны.
Из дальнейших ответов Хэдон заключил, что на плоту нет малых судов, которыми могли бы воспользоваться Хэдон и его группа, чтобы скорее сойти на берег.
— Вам придется остаться здесь еще на два месяца, — объявил Квасин, — если только какой-нибудь корабль не подойдет достаточно близко, чтобы поприветствовать нас. Тогда вы могли бы перейти на его борт. Но такое случается очень редко.