Бегство (Ветка Палестины - 3)

Сумасшедшие и истерички бросались в глаза, как никогда. "Не иначе, честнейшие на меня навеяли", Наум усмехнулся, взглянул еще раз на старух, размахивающих руками... Кажется это ему или на самом деле прибавилось на израильских улицах истеричек и психов? Вспомнил и старика в черном берете, армейского ветерана. Стоя на улице Яфо, у развилки, тот регулировал автомобильное движение, которое к нему никакого отношения не имело, кричал в сторону проносящихся машин: "СА! СА!" (Вперед! Двигайтесь!). Увы, все возможно. Только при нем, Науме, две войны выбили скольких?.. А пули, ножи и камни арабские? Старикам тоже здоровья не прибавляют.

Издали увидел Наум, как подкатил синий, с помятым бампером, автобусик Дова. Дов вывалился медведем - безрукавка и шорты в черных пятнах, в варе, что ли? Лапищи белые от штукатурной пыли. Заметил Наума, рукой махнул: давай сюда!

Дов с трудом отмылся, вышел к Науму в гостиную, открыл самодельный, из ливанского кедра, бар, достал бутылку "столичной" и соков разных. Вернулся, захватил бренди местный, "три топорика". Поставил на стол закуску острейший хацелим - баклажаны по израильски, салаты. Стол огромный. Ножки как шпалы. Шкафы, диваны тоже тяжеловаты, с прямыми углами, в Швеции Дов заказывал.

"А до Собакевича ты все ж не дотянул..." - весело заметил Наум.

Уселись за стол, чокнулись. Дов пробасил привычный еще с московских времен тост: "Чтоб они сдохли!". Выслушав рассказ Наума о вчерашней встрече с олим, Дов резанул со свойственной ему определенностью: - Слюни разводить, Нюма, это твое дело. Каждый в Израиле должен съесть свой пуд говна. Ты что, забыл, какой поварежкой жрал хлебово? А я не забыл, брательник. У кого из нас было иначе?

Наум сидел, насупившись. Особого участия он и не ожидал: брат - человек без сентиментов, жесткий. Одно слово - каблан, израильский подрядчик. Правда, бывают и у него просветы.

Дов хлеба после еды никогда не оставлял, - неискоренима привычка лагерная. Собрав корочкой остатки хацелима, бросил в рот, продолжал поучать и вопрошать по доброму: - И чего ты, Нюма, не угомонишься? Атомный двигатель у тебя в одном месте, что ли? - И вдруг с внезапным интересом: - Газетчик, говоришь, к тебе просочился? И этот, как его? психодоктор? Социолог? На таких у меня вся надежда.

- На щелкоперов?!

- Что я имею ввиду, Нюма? Учти, эти люди как после землетрясения. В отличие от наших бородачей, они все "изЬмы" в гробу видали. СоциализЬм, сионизЬм, этот... как его? - абстракционизЬм, на который Хрущ с ножом кидался, собственный "изЬм" вручал. Наша алия с чего начинала? Слезницы на высочайшее имя строчила, идеалисты лупоглазые! Бен Гуриону, маме Голде. Эти не будут, шалишь! Они жить хотят, а не "изЬмы" поливать на грядке, их не загонишь в партийное стойло. Во всяком случае, не сразу, это уж точно... Бородачи поводки рвали, кидались на беженцев? Так нам, Нема, что в России, что тут, "изЬм" с помощью клизмы вводили. Еще не все просрались... Откуда новички? Что? Списочек по профессиям? Некогда мне, Нюма, списочки составлять. Одиннадцать каменщиков я возьму, крановщика. На кран инженера или бабу с техническим уклоном. Дам полторы ставки. Арабы допрыгаются со своей "интифадой", всех русскими заменю без твоих театральных действ и заклинаний: с цветами в аэропорт бегать - дело рава Зальца, красавца в лапсердаке, да наших макак партийных.

- Никто тебя не зовет с цветами бегать. Впрочем, послезавтра хорошо, чтоб и ты сбегал.

- С какой стати?!

- Ты был первым узником Сиона, который из Москвы рванул. Послезавтра прилетает последний. Казак Саша. Звонили ребята оттуда.

- Я, Нюма, с этим Казаком не сидел... - И вдруг оживившись, Дов воскликнул: - Неужто последний? У Москвы последних не бывает. Лубянка без свежатинки не живет.

Наум втянул голову в плечи, закручинился. Вспомнил, видно, сестру свою приемную, Геулу. Деву лубянскую, как ее называл. Ее это словечко, про свежатинку. Нет больше на свете Геулы...

Дов искоса взглянул на Наума, ударил его лапищей по согбенной спине.

- Ну, разнюмился, брательник! Подумай, разве допустят они, что б был последний? Получил письмишко от "Сусика", дочки дяди Исаака-воркутинца, помнишь ее? Пишет, на нашей Большой Полянке как было тысяча двести очередников на жилье - а это главные крикуны! - так и осталось. Вот тебе и свежатинка... Говоришь, самый последний?! Привези его ко мне, лады! Саша Казак, говоришь? Как бы на него рав Зальц не наткнулся, сука болотная... Ка-зак его фамилия? Не признает рав Казака евреем, потом ходи-доказывай. Во сколько прилетает? Поеду, что с вами сделаешь!

... Когда Наум прикатил из Арада в аэропорт имени Бен Гуриона, Дов был уже там. Рядом с ним "борода", Володя Слепак, и еще несколько бывших лагерников. Все знакомы Науму, кроме одного. Задержал на нем взгляд.