Тут и Саша понял, что обидел старика Аврамия. - Господи, какой я идиот! - воскликнул он, и все успокоились, заулыбались. Извинившись перед Аврамием, Саша продолжал о том, что, казалось, его мучило больше всего: Подумать только, Гиршевич сравнил себя с советской "лимитой"... Да разве сравнишь? Московские лимитчики у себя дома. Язык - родной. Человек может объясниться с кем угодно. Хоть в милиции, хоть где... Выгнали с работы, поедет в свой колхоз. Там родня, знакомые. А здесь все чужое. В семье раздор, -в петлю полезешь. Как открыть на это глаза людям? Нашей прессе? Американцам?
Замолчали. Аврамий Шор стал доставать что-то из кармана дешевой полосатой рубашки. Вытянув оттуда розовый конверт, объяснил:
- От Эсфири Ароновны, из Штатов. Эсфирь Ароновна разыскала журналиста, который ей помог. Тот подготовил статью о бедах русских евреев в Израиле, да только ее сняли с полосы, начертав поперек нее "несвоевременно..."
- Правда всегда несвоевременна, - горестно улыбнулся Аврамий. - Похоже, на всех континентах... - Достал платок, обтер дрогнувшие губы, щеки, - как бы смахнул с лица горестную улыбку. - А у нее самой, слава Богу, все хорошо. Создали при ней группу. Журналист этот, его зовут Сэмом, до поездки в Израиль был в Чернобыле. На реакторе. Все облазил, в специальном костюме, конечно, со всеми разговаривал. А я, старый дурак, раскрывал ему глаза на советскую власть, на русский народ, Есть эта черта у нас, бывших советских учим, указуем, открываем глаза! Ибо все знаем "изнутрЯ". Да что мы понимали, уносясь неведомо куда, как царевич Гвидон, в засмоленной бочке?
Саша покраснел, хотел что-то сказать, но тут ввалился в палатку, пригнув голову, Петро Шимук с арбузом. Шимук и так рослый, грудь колесом, а в палатке кажется просто Гулливером. На Гулливере безрукавка и шорты. Сильные руки и ноги со светлым пушком золотятся на солнце. Саша прыгнул к нему на грудь. Дружки постояли, обнявшись, похлопывая друг друга по спине.
- Я БОМЖ, - произнес Шимук. - То есть, БОМЖ, как есть -крыши нет, бродяга... Пришел к тебе в палатку, не откажешь?
Дов поднялся пружиной.
- Сашок! Корми бомжа! Расспросы потом.
- Я сыт, пьян и нос в табаке...
- И бомж? - строже спросил Дов.
- Сегодня я на коне. Вскочил, правда, по чистой случайности. Не Саша ли помог? Но, как есть, бомж...
- Тогда усаживайся! И все по порядку... Господин профессор, не примите за труд, нарежьте арбуз.
- Что мне говорить? Перевод времени, - Шимук опустил голову. - Расскажу лучше о своем хозяине, который взял меня фрезеровщиком. Росс Пауэл его имя, воевал в Корее, попал в плен, оказался в Восточной Сибири. В пятьдесят первом вывел, перебив охрану, пленных американцев и русских, пятьдесят восьмую статью, из лагеря и добрался с ними до Южной Кореи. Вот судьба, так судьба. Что я, по сравнению с ним? Щенок!
- Не темни! - жестко произнес Дов.
Петро Шимук поглядел на солнечный проем, в котором светились пылинки, и поведал, как жил последнее время в Тверии. В Тверии, где арабская часть отгорожена колючкой, постоянно идет патрулирование. И поскольку он, Шимук, там поселился, прибыл в каптерку, где патрулям выдают оружие. Лежат автоматы, допотопные ружья "чехи". Выбрал себе ружье. Приложил к плечу. Ружье тут же отобрали, а его отправили обратно. "Русским не выдаем", говорят... Я им: "Так я ж не русский, я хохол, с примесью Чингизхана. Пять веков опыта. У меня не только террорист, мышь не просочится". Смеются. Я раз появился у них, оружия не дали, второй. А в третий и сам не пошел... И тут уж находит одно на другое: записался к Щаранскому. Просил о двух вещах. У меня очки сломались, приладил спичкой. Хорошо бы помогли купить новые. И чтоб Танах дали на русском: Танах раздают всем. Вот уже год, как жду.
- Да плюнь ты на него! - Дов взорвался - Я тебе Танаха привезу целый самосвал.
- Это я перенес, - продолжал Шимук, - Хотя позже они не позвали меня и на фильм, который американцы сняли в лагере. Там сидели Казачков, Лубман и я. Забыли про меня, вроде... А недавно приехала дама, из наших, российских, раздавать Тору. Дошла до меня, и снова - за здорово живешь: "Русским не даем!" Не смейтесь, ребята. Это стало последней каплей. Уехал я из Тверии. В Хайфу. Росс Пауэл дал мне сарайчик. Я там и забаррикадировался.
- Завоняло что-то у нас местечковым говном густо, - сказал Дов. -Завтра поедем в общество узников Сиона, примем тебя по всем правилам.
- Ну, нет! Еще плевок получать?!.
Дов зубами заскрипел, знал, что Петро Шимук опасается не без оснований.
- Да, не повезло вам в Израиле, - заметил профессор Аврамий, раскладывая по бумажным тарелкам ломти арбуза.
- В Израиле?! - вскинулся Шимук. - Мой Израиль - Танах.
А то, что вижу здесь - суета сует и всяческая суета. Для одних рваная палатка не по карману, другой отгрохает себе виллу в полмиллиона долларов. Это Израиль?! Стал я, Саша, мизантропом...